— В другой комнате тоже спят, — сказали Бурдюкову.
— Вот и вы идите.
— Здесь теплее.
— Магх… Магда.
Бурдюков предпринял попытку высвободить хотя бы одну руку.
— Магда! — он лежа взбрыкнул.
— Серенький, — как-то напевно произнесла Магда.
И вдруг пышным кулем рухнула на свою половину кровати.
— Успокойтесь уже! — раздраженно отозвался на это первый голос. — Что за акробатика? Ночь все-таки.
Бурдюков с трудом сел, протянул руку к жене.
— Магда, — он коснулся ее спины, — Магда, ты живая?
— Отстань, — сказала Магда.
— Извини.
Жена ответила обидчиво и невнятно, Бурдюков не расслышал.
— Эй! — сказал он, пытаясь разглядеть в темноте комнаты раскладушки или спальные мешки. — Вас сколько тут?
— Серый, хватит уже!
Это голос Бурдюков узнал. Он принадлежал Виктору, брату. Во тьме слева, у стены, вроде бы мотылькнула лохматая голова.
— Я просто думал, что мы одни, — сказал Бурдюков.
Кто-то беззлобно рассмеялся в другом конце комнаты.
— Да спите вы уже! — подал скрипучий голос отец. — Надоело слушать! Одним в интересном месте загорелось, другие и рады наблюдать.
Магда протяжно вздохнула.
— Ладно, сплю, — сказал Бурдюков и лег.
А что если все это галлюцинация? — подумалось ему.
Он зажмурился, вслепую натянув одеяло. Подушка как подушка, матрас как матрас. А его ли это семья — не известно. И Бурдюков ли он на самом деле? Возможно, он какой-нибудь Полуэктов. Или Иванов.
Сон, в который соскользнул Бурдюков, был короток. В нем стены квартиры облетали, отслаивались пластами, как плохая краска, и открывали под собой новые стены, с новым расположением окон и батарей отопления. Потом и эти стены с шорохом сползали вниз, уступая место голому кирпичу, который, в свою очередь, уже спешил, шелушился и сыпался под напором следующей перемены.
Во сне Бурдюков подошел к пляшущему окну, но и там не увидел желаемого постоянства. Менялись, теряли и наращивали этажи дома, гулял по окнам, перемигивался электрический и свечной свет, скакали деревья, изгибалась, раздваивалась улица, затягивалась туманом, а на ней, как сыпь, проступали полосы разметки.
Потом Бурдюков открыл глаза и обнаружил, что сон закончился. Серел потолок, желтели занавески, уткнувшись в плечо, похрапывала Магда. С ночи лицо ее так и хранило обиженное выражение.
Бурдюков привстал. Освободив тело от одеяла, он спустил ноги. Кто-то спал, завернувшись в простыню, на полу прямо у кровати. Дальше, свернувшись калачиком и присвистывая носом, спал кто-то еще. Отца Бурдюков узнал по седому — торчком — венчику волос.
