Огромный амфитеатр, будто срисованный с Колизея, до отказа заполнился людьми. В самом низу на круглой площадке мраморный стол для Трибунала опоясывал кольцом каменное возвышение, в центре которого на специальной подставке переливался всеми цветами радуги белый кристалл, больше известный как «Уста Истины».
Зрители довольно громко разговаривали, шутили, а кое-где даже спорили. Поэтому над амфитеатром повис несмолкаемый гул тысячи голосов. В отдельной ложе для участников событий Сан разглядела Лану вместе с Даниэлем и указала на них Геаре. Девушки поднялись наверх между рядами и поприветствовали старых друзей, которые в этот раз исполнили роль их родителей. И выглядели они, как Настя и Марк Тураевы в молодости.
Впрочем, в Зале Истины все участники Трибунала приняли облик своих воплощений. Даже Ланс стал Тимом, как только перешагнул порог. Геара и Сан устроились рядом с Ланой и Даниэлем, потом свободные места заняли Кён и Беарн. Ланс подошёл последним и примостился с краю на оставшемся кусочке каменной скамьи. Пусть и тесновато, зато рядом с сестрой.
– Вон они! – благоговейно зашептал Ланс на ухо Санни и совсем невоспитанно ткнул пальцем в сторону арочного свода главных ворот.
Гигантские створки тяжёлых дверей медленно распахнулись, и взору всех присутствующих наконец предстали восемь высоких фигур в шафрановых мантиях.
На заседание Трибунала было принято являться людьми. Поэтому даже Лискен ради такого случая отказался от милого его сердцу образа адского чудища и теперь больше всего смахивал на Воланда в описании Булгакова. (Что ж, у Лискена всегда было своеобразное чувство юмора.) Особенно забавно этот «Воланд» смотрелся в шафрановой мантии.
Превенс облачился темнокожим юношей, но упрямо оставил себе симпатичные вуланские рожки. Крайт походил на сурового бородатого викинга, только шлема не хватает. А из-под мантии проглядывает ладный камзол из дублёной кожи и, кажется, рукоятка кинжала, усыпанная драгоценными камнями (ну, явиться из Ардо без драгоценностей и оружия? Просто нонсенс!).
Велия, закутанная в серый дымчатый шёлк, всей своей внешностью отражала тоску и безысходность Парвана. И никакая мантия не могла скрыть этого.
Юная Мэлора в зелёном (по обычаю Ариэнна) полупрозрачном платье являла собой воплощение Весны. Она шагала босиком по мраморным плитам пола, давая понять, что завернуться в ритуальную одежду, как положено, ей мешает слишком широкий крой платья. Поэтому и пришлось накинуть мантию только на плечи и придерживать так, что та уже почти совсем сползла за спину.
