Аппарат был тщательно очищен от грязи и помещен в «чистую» комнату, где содержание пылинок не превышало нескольких десятков в кубометре воздуха.
Там он был сфотографирован в различных ракурсах, дистанционно измерены фоновые излучения различных типов, тщательно определены габариты и масса аппарата. Сенсации пока не было. Даже расшифровка изображений на поверхности аппарата лишь подтвердила то, что опубликовал самозванец Влекомов.
Обиженная этим комиссия Академии наук перестала упоминать в своих отчетах имя Влекомова. Постепенно оно исчезало из печати и из передач телевидения. У Академии оставалась надежда на вскрытие аппарата.
Головастые академики, усилив свою башковитость очками с мощными диоптриями, безуспешно гипнотизировали аппарат, осторожно тыкали пальцами в боковые гнезда. Попробовали просветить его различными лучами, чуть ли не томографию сделали — ничего не вышло.
Послали за слесарем Палычем, известным также под кличками Левша и Ерофеич. Первая, понятно, характеризовала квалификацию, вторая — пристрастие к настойке особого рода, имевшей широкую популярность в середине XX века и ранее. Что характеризовало и возраст Палыча.
Палыч, не сомневавшийся в успехе своей миссии, с достоинством прошествовал сквозь толпу профессоров и академиков со своим потрепанным чемоданчиком. Благородство его седины не уступало седине академической.
— Только не повредите поверхность! Только не повредите! Никаких чрезмерных усилий! Ничего острого! — прыгал рядом с ним профессор Цыбаркин, зампредседателя комиссии академика Угарова, находившегося в загранкомандировке.
Колдовство Палыча продолжалось более двух часов. Цвет лица его менялся от умеренно-лилового до неумеренно-багрового. Шепот — от бормочущего до свистящего. Выражение лица — от самоуверенного до возмущенного.
Наконец терпение Палыча иссякло. Крякнув и матюкнувшись, он выхватил из чемоданчика отвертку и с размаха направил ее в боковую выемку корпуса. Раздался визг: профессор Цыбаркин повис на руке разъяренного Палыча, и отвертка, не попав по назначению, оставила царапину на поверхности аппарата.
У присутствующих вырвался крик ужаса, половина академиков и треть профессоров попадала в обморок. Потом раздался вопль Палыча: профессор Цыбаркин впился зубами в его руку.
Отвертка выпала из ослабевшей руки умельца.
Когда профессуру удалось откачать, а Палыча отправить на прививку против бешенства, глаза профессора Цыбаркина вдруг радостно блеснули:
