– Как я понимаю, вы кое-что знаете? – спросил он. – Нечто неприятное?
– Не ваше дело, – заявила Дейзи, очень грубо, по моему мнению. – Мы ничего больше вам не скажем, и в этот раз мы не собираемся помогать вашему расследованию. Вы не можете нас заставить!
– Я не собираюсь вас принудить к чему-либо, но зато у меня возникла отличная идея по поводу того, что происходит, – инспектор глянул на лестницу, ведущую вниз, в холл, и я мгновенно поняла, что именно – и кого – он имеет в виду.
– О нет, пожалуйста! – воскликнула я, не очень хорошо понимая, кого упрашиваю – лорда Гастингса или Дейзи.
– К сожалению, закон есть закон, – сказал инспектор. – Его нельзя отменить лишь потому, что кто-то попросил меня об этом, и не имеет значения, кто именно попросил.
Я посмотрела в его серьезное лицо, украшенное длинным носом.
– Пойдемте, все, – скомандовала Дейзи. – Мы отправляемся наверх, в детскую. Оставим инспектора с его расследованием.
4
Мы сидели в нашей комнате в давящем молчании, и я слышала, как внизу работает полиция. Слышались громкие шаги, двери открывались и закрывались с шумом, и грубые голоса обменивались репликами: «отправь Роджерса на это дело…», «…нет, отпечатки…».
Отпечатки, фотографии, измерения и допросы – все, что полиция может сделать, а мы не можем. И какой тогда смысл в существовании нашего детективного агентства?
Дейзи сидела лицом к стене и не оборачивалась, даже когда я пыталась ее расшевелить. Китти и Бини прислонились одна к другой и выглядели столь же измученными, как и я сама. Хотела бы я знать, рады ли они сейчас, что вступили в наше детективное агентство.
Дверь детской открылась, и мы все вздрогнули.
– Пойдемте вниз, девочки, – сказала мисс Алстон. – Полиция хочет вас видеть.
– Китти и Бини могут идти, – ответила Дейзи, даже не повернув головы. – Но если они не забыли, что для них хорошо, они ничего не скажут. Хэзел останется тут, со мной. Мы протестуем.
Мисс Алстон подняла брови, но спорить не стала.
Китти и Бини ушли, я осталась, и выглядевшая рассеянной Хетти принесла нам поздний завтрак на подносе. Я съела свою порцию, а затем, поскольку Дейзи не пошевельнулась, то и ее тоже.
В любом случае хорошая еда пропала бы зря.
Я улеглась спиной на твердую бугристую кровать и уставилась на потолок детской, украшенный лохмотьями отстающей краски. Я чувствовала себя ужасно – беспокойно и неправильно, но в то же время я не могла удержаться и обдумывала наше дело так и сяк. Оно было словно зуб, который болит всякий раз, когда трогаешь его языком, – да, неприятно, но прекратить это дурацкое занятие невозможно.
