Дима с долей удивления наблюдал за тем, как Иван разговаривает с ребенком. Он задавал ей какие-то вопросы, а на том конце провода детский голосок радостно щебетал, не заботясь о том, что не выговаривает какие-то согласные. На ум почему-то пришло восклицание Олега, что если и заводить детей, то только мальчишек
«Что с девчонками делать? Пока их замуж выдашь, поседеешь. А пацанов научил зарабатывать — и свободен», — говорил он.
Дима отвлекся от воспоминаний, услышав, что Иван пытается распрощаться с ребенком, но девочка начала всхлипывать и просить его вернуться домой.
— Я привезу тебе подарок, — попытался успокоить ее Пуля, но не тут-то было. Благо, на той стороне подключилась няня, и новоиспеченный отец наконец положил трубку.
— Говорят, дети чувствуют, когда с их родителями может случиться какое-то дерьмо, поэтому начинают плакать и изо всех сил удерживать их подле себя, — с досадой произнес Иван, отложив телефон. — Даже заболевают. Я вот сейчас сижу и думаю, что с ней будет дальше, если начнется заварушка… И при этом понимаю, что от друга я не отступлюсь. За Олега я буду мстить… Предлагаю сейчас съездить в ментовку, там наши работают, расскажут что по чем. И потом не забудь… Крестик тебе надо забрать.
— Какой крестик? — не понял Дима.
— Олег как только подтянулся к движению то и дело повторял мне, что, если с ним что-то случится, он хочет, чтобы его часы стали моими, а нательный крестик — твоим. Крест — единственное, что у него осталось от родителей. Черт возьми, как будто накликал!
Лесков судорожно сглотнул. Какое-то время ему казалось, что пустота немного отступила, сдалась, обожженная коньяком и встречей со старым другом, но слова о крестике Олега внезапно вернули ее с новой силой. Сейчас Дима решил поступать так, как этого желал Иван, то есть следовать за ним, пытаться выяснить новые подробности смерти Олега. Но вечером, около шести тридцати, Лесков оставит своего друга в кофейне неподалеку от гостиницы «Украина». Именно в ней находился ресторан, который собирался посетить Бранн.
Позже Иван будет слабо помнить о том, что с ним случилось. Он, словно загипнотизированный, закажет себе сначала одну чашку кофе, затем вторую. Все это будет происходить на автомате, поэтому он даже не будет отвлекаться на телефонные звонки от Бритоголового и Миланы. Просто будет смотреть в окно на проезжающие мимо автомобили и ждать, когда Лесков вернется за ним.
Ожидание всегда давалось Дмитрию тяжело, и особенно остро это чувствовалось сейчас. Нервы были на пределе, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, его стук слышали все прохожие. Лесков понимал, что с минуты на минуту он ввяжется во что-то такое, отчего потом невозможно будет просто отмахнуться. Это как погрузиться по шею в трясину и затем пытаться убедить себя, что купаешься в прозрачной речке. Если нет троса или того, кто тебя вытащит, ты пропал.
