Хотя я и попросила помочь мне, за то короткое время, что мы были с Карен, она не сказала мне ничего, что могло бы успокоить, подбодрить или просветить меня — наоборот, она напугала меня до смерти.
«Элин, встань, пожалуйста в угол», — сказала она на нашей первой встрече.
Озадаченная, я посмотрела на угол и потом на нее; меня что, за что-то наказывают? «Прошу прощения?».…
«Да-да, иди туда и встань в угол. Затем я хочу, чтобы ты сосредоточилась на своих чувствах, что ты испытываешь прямо сейчас. Когда ты будешь готова, прокричи их. Просто кричи изо всех сил».
Я не могла себе представить, что, черт побери, она имеет в виду? Кричать в углу? Да ни за что. Я ее не знаю, она меня не знает. Я даже не уверена, доверяю ли я ей; откуда я знаю, не перескажет ли она все мои слова моим родителям.
«Ну, э… — начала запинаться я. — Я не могу этого сделать. Извините, но я… Может, мы просто сядем и поговорит о тех трудностях, что я испытываю, о том, что я не могу сосредоточиться? Может, вы дадите мне пару советов, идей, как мне организовать мою умственную работу?»
Карен терпеливо попыталась убедить меня изменить мое мнение, объясняя, что это был подход, который она с успехом использовала в прошлом. Правда, я должна это попробовать, просто минуту-другую.
«Нет, — сказала я непреклонно. — Я не могу».
Вернувшись домой после второй, такой же бестолковой встречи (тем не менее, назначив третью), я была вынуждена дать нечто вроде краткого отчета моим родителям. Чувствовала ли я себя лучше? Не особенно. Дала ли она мне какие-либо упражнения или новый распорядок дня, которые могут помочь разрешить проблемы с моими занятиями? Нет, не дала. Думаю ли я, что она сможет помочь в недалеком будущем? Я не знала. Может быть после следующей встречи или двух мы сможем разобраться, как мне все это наладить. Наладить меня. Я чувствовала растущую тревогу моих родителей из-за того, что не было ясного разрешения этой сложной ситуации.
Также я знала и чувствовала себя неловко за то, что это стоит им денег, и что чем дальше, тем больше. И какой в этом смысл? Кроме того, я чувствовала себя выставленной напоказ, и мне это не доставляло никакого удовольствия — казалось, что единственной темой для обсуждения за утренним кофе и вечером за ужином была работа моего сознания. Поэтому на третьей встрече с Карен я сказала, что это будет нашей последней встречей.
«С чего бы это?» — спросила она.
«Мои родители расстроены, что мы не смогли с этим разобраться, — сказала я, и что вы не предложили никакого плана действий. Кроме того, это стоит им слишком дорого». Я собралась с духом, чтобы ответить на ее возражения, но их не последовало.
