Компания стояла у дверей.
— А зачем ключи в конверте? Они же у тебя в Бергене всегда хранились в шкафу с удочками. Это что, еще один комплект?
Мартин потянулся за конвертом, но Якобсен вмешался:
— Ну, зачем же открывать здесь, на лестнице. Пакет запечатан, я настаиваю на просмотре содержимого в домашней обстановке или в участке полиции, как вам угодно. Можно выронить что-то, потерять.
— Вот еще, начальство выискалось, — фыркнула Сильвия. Ты же полицейский следователь, вот и расследуй, а в наши семейные дела лезть необязательно!
— Да, — вставил отец Мартина, — на каком это основании? Мы сегодня хотели побыть в семейном кругу.
— На основании дела о тяжком преступлении, совершенном в доме на Хольте гата. Если кому-то это неясно, вступление в силу завещания может быть приостановлено по решению суда.
Расследование проводится под пристальным вниманием премьера и генеральной прокуратуры, так что уж позвольте мне ознакомиться со всем наследуемым движимым имуществом, я готов предъявить ордер на это.
У Якобсена не было никакого ордера, но фраза, произнесенная им возымела действие. Для пущей важности он демонстративно изъял у Мартина запечатанный конверт из плотной бумаги и отправил его в свой кожаный портфель.
— Расписочка, как положено, будет предоставлена по каждому изъятию. В данном случае, речь идет о копии ключей, только и всего.
Сильвия посмотрела на Якобсена как мамба на кролика, но возразить не посмела. Куда девалась ее вчерашняя любезность?
Из офиса Зелински вышла секретарша, цокая тонкими каблучками по мраморной плитке.
— Подождите меня, мне нужно спуститься на второй этаж.
— Я сегодня уезжаю, дорогой, — бросила Сильвия отцу, который отвлекся на стройную фигурку молодой секретарши в облегающем коротком платье.
Мать невозмутимо продолжила:
— Гедеон, как все это закончится, запакуй мне картину, пожалуйста, я буду в Осло в середине мая.
— У меня самолет завтра в восемь вечера. Мартин все сделает, он аккуратный и ответственный.
Мартина покоробила эта похвала. Ни аккуратность, ни ответственность не были ему присущи. И тут ему пришла в голову мысль. Он как-то совсем перестал думать об этом, а тут вдруг вспомнил:
— Пап, а вы с дедом где свои пленки проявляли? Вы с них потом печатали фотографии, я помню у нас были ванночки, красный фонарь, увеличитель.
— Так все же это в Бергене осталось, в твоей квартире или в гараже.
— А сами негативы остались? Приехал лифт, и разговор продолжился по дороге на нулевой этаж.
