Те из вас, у кого есть дети, знают: как только женщина родит, акушерка сразу же кладет младенца ей на грудь. Для чего? Чтобы малыш мог как можно скорее услышать биение материнского сердца, почувствовать мамин запах, получить поцелуй. Ребенок еще не видит Бога — он видит тебя. Первый «бог» для детей — это вы, его родители, а затем учителя, один за другим появляющиеся в их жизни. И если при этом мы, взрослые, не показываем детям Христа своей жизнью, то, как бы красиво мы ни говорили о Нем, они нам не поверят. Семья должна быть примером Божественного единства и любви. В противном случае научить вере в Бога очень трудно.
В церкви ребенок слышит красивые слова, а дома кипят страсти, постоянные ссоры… Как при этом можно что-то воспринять? Как научиться вере в Бога?
Больше всего я узнал за двадцать лет преподавания в школе. Дети научили меня очень многому. Они всегда говорят то, что думают, никого из себя не изображая. Слушая их, я видел, что они ищут Господа, что им хочется найти истину; они хотят молиться, любить и быть любимыми и ждут этого же от своих родителей, ждут — но не всегда получают. Что же в таком случае оставалось делать мне? Да, я много говорил с ними, им нравились наши уроки, но это были только уроки. На один урок ребенок пришел, а на другой — нет, потому что, например, класс отправился на экскурсию. А что происходит дома, в семье?
Однажды я пригласил в школу родителей своих учеников. Я хотел показать им контрольные работы, поговорить по душам. Поэтому попросил прийти без детей. Родители пришли торжественные, нарядные, но кое-кто все-таки притащил с собой ребенка. Одна такая мама, придя с сыном, при виде меня сразу же сделала поясной поклон и попросила благословения. Я еще подумал: «Ну, раз эта женщина начинает с благословения, значит, она очень церковная». Затем она начала говорить мне что-то очень благочестивое, и я окончательно убедился в ее духовности и обрадовался. Ее сын все это время молча сидел в углу, глядя оттуда на мать. И вдруг вижу: он поворачивается ко мне и пренебрежительно машет рукой в сторону своей мамы. Мне стало очень неловко перед этой женщиной — и за ее сына, и за себя, она ведь столько всего хорошего успела мне наговорить и про мужа, который ездил на Афон, и про двоюродного брата, подвизавшегося в каком-то монастыре… На следующий день я спросил этого мальчика:
— Зачем ты это сделал? Ты поставил меня в очень неловкое положение.
Он ответил:
