– Хм… И сколько же их, Ваше Высочество, этих чудесных друзей?
– Их сорок человек, – обратив бирюзовый взор на камеристку, ответила девушка.
– Сорок? И все мужчины?
– Хм… Да, я как-то не задумывалась об этом, – заправив прядь волос за ухо, промолвила Ирена. – Хотя здесь нечему удивляться – я выросла как мальчишка. Отец и дядя слишком много внимания уделяли моему «правильному» воспитанию. Впрочем, и женственности мне хватает: мама за 10 лет успела вбить в мою непоседливую голову все эти женские премудрости. Хотя, конечно же, меня воспитывали как наследника, наравне с Генри и Чарльзом[41], а не как обычную принцессу.
– Почему же тогда Вы несчастливы, миледи?
– Потому что я не могу сказать им правду, – вздохнула наследница. – Не могу, понимаешь? И осознание этого ужасно. Они открыты, а я… Я, получается, лгу им…
– Не драматизируйте, миледи. Так сложилось, и в этом нет Вашей вины. Вы не лжёте, а лишь не договариваете истину…
– Возможно, ты и права, Эйда. У меня слишком богатое воображение.
Ирена приподнялась на кровати и скинула с плеч рубашку, позволяя заботливым рукам камеристки протереть её кожу тёплым влажным полотенцем.
Уже через четверть часа полностью одетая наследница стояла у зеркала, поправляя волосы. Обернувшись к мисс Браун, она проникновенно произнесла:
– Эйда… помни, что я никому не говорила про свои отлучки в Лондон.
– Не волнуйтесь, я никому ничего не скажу, миледи… Даже если меня поведут на пытки.
Анжелина вскоре вернулась разгневанная, вихрем взлетела по ступенькам, злобно стуча каблучками, хлопнула дверью и до вечера не показывалась из своей комнаты никуда, никого не принимая, даже канцлера.
В отличие от неё, герцогиня д’Альбре отсутствовала в Виндзоре довольно долго. Ближе к вечеру, прогуливаясь по Нижнему парку, француженка заметила стройную фигурку Ирены и поспешила к ней.
– Ваше Высочество, Вы прекрасно выглядите, – склонившись в реверансе, констатировала де Нанон, встретившись на аллее с наследницей словно случайно.
– Ох, видели бы Вы меня, маркиза, утром, – улыбнулась дочь короля в ответ, называя гостью двора тем титулом, который был ей известен.
– Могу догадаться, – приветливо кивнула Констанция. – Я сама жутко не люблю балы и эти бесконечные танцы, особенно когда церемониймейстер придумывает вплести меня непременно не в один акт, а сразу в несколько. Наутро я чувствую себя совершенно разбитой…
Ирена дружелюбно кивнула. Такой расклад разговора ей нравился, и принцесса почти забыла, как накануне сгорала от нетерпения узнать, о чём беседовали в танце Джон Райт и маркиза Суасонская. Спросить напрямую не представлялось возможным, а умирать от догадок смысла всё равно не было.
