— Вообрази, Грейсон: Грозоблако будет говорить твоими устами, и через некоторое время весь мир станет прислушиваться к каждому твоему слову. А разве не этого хочет Облако — чтобы ты был его гласом в мире?
— Ну, моему гласу далеко до грома, — возразил Грейсон.
— Да хоть шепчи — людям все равно будет слышаться гром! — сказал Мендоса. — Уж поверь мне.
Затем Мендоса вознамерился упорядочить иерархию внутри культа тонистов, что помогло бы объединить разнонаправленные секты, а подобную задачу легче решить, сплотив массы вокруг одной личности.
Мендоса, много лет ведший тихую, неприметную жизнь в качестве настоятеля монастыря в Уичито, вернулся в родную стихию — стихию мастера пиара. Набат стал его новым товаром, а для Мендосы не было ничего более захватывающего, чем ажиотаж торговли, особенно когда предстояло продать один-единственный экземпляр, имеющийся на мировом рынке.
— Теперь осталось придумать титул, — сказал Мендоса Грейсону. — Имя, соответствующее убеждениям тонистов… или которое можно было бы подогнать под убеждения тонистов.
Идея назваться Набатом пришла в голову Грейсону. Его фамилия была Толливер, а одно из значений слова toll — это «колокольный звон»[4], так что, можно сказать, таково было предназначение свыше. Грейсон весьма гордился своей придумкой — до того момента, когда люди и вправду начали называть его так. Что еще хуже, Мендоса изобрел помпезный титул, с которым и стал к нему обращаться: «ваша звучность».
— Этот титул, — объяснял он Грейсону, — ну, он… как бы отзванивает.
Грейсон взвыл.
Люди, однако, восприняли новшество нормально, и пошло-поехало: «Да, ваша звучность», «Нет, ваша звучность», «Чего изволите, ваша звучность?» Что за нелепость! Ведь Грейсон каким был, таким и остался. И тем не менее сейчас на него смотрели как на боговдохновенного провидца.
Затем Мендоса нашел впечатляющее место для аудиенций Набата и установил порядок: только один проситель за раз. Так Набат не будет слишком доступным, что придаст его облику еще больше загадочности.
Грейсон пытался возражать против торжественного церемониального одеяния, которое Мендоса заказал у одного знаменитого дизайнера одежды, но к этому времени поезд уже покинул станцию.
— Во все века выдающиеся религиозные деятели носили необычную одежду, выделяющую их из общей массы, так почему бы и тебе не поступать так же? — аргументировал Мендоса. — Ты должен выглядеть возвышенным, не от мира сего, потому что в некотором роде ты такой и есть. Ты уникум, Грейсон, и потому тебе надлежит одеваться соответственно.
