Даже не изменив положения, Ольга все так же сидит на кровати.
— Вы меня зачем звали, Бобылева? — спрашивает Семен после паузы.
— Вы взяли мой браунинг. Отдайте… Садитесь, пожалуйста, товарищ Примак, — вдруг быстро и неуверенно говорит Ольга. — Если не брезгуете…
— Нет. Сидеть мне у вас не стоит. Сколько времени вы в партии? Тринадцать лет?
— Зачем так издалека подъезжать, Примак, — грубо отвечает Ольга. — Хочешь спросить, почему я, партизанка, член партии, боевая баба, надумала… Так прямо и спрашивай!
За окном на улице, сначала где-то далеко, а потом все ближе и ближе, поют песню:
Прощай, продольна коренная.
Прощай ты, Запад и Восток,
Прощай, Маруся-ламповая,
И ты, товарищ тормозной.
— Из партии вы меня теперь исключите, мое дело конченое, и нечего обо мне говорить! — кричит Ольга.
Семен ходит по комнате из угла в угол, мимо стола, застланного газетой, мимо комода, подпертого кирпичом.
— У вас стакана чая не найдется? В горле пересохло.
Ольга быстро встает.
— Чаю?.. Можно… Сейчас будем чай пить.
Она подходит к полке, к комоду, роется в ящиках, оглядывает стол. Смущенно подходит к Семену, вертит в руках железную кружку.
— Сахару нет… И вот стакана второго нет, перебились все — не заметила… Чуб хороший, товарищ Примак… Верно, хороший…
Ольга садится на кровать. И вдруг быстро начинает говорить:
— Но трудно так… Хочется, чтобы семья… взяться за руки, поговорить обо всем… Чтобы скатерть белая… Чтобы как у людей… Но ведь не нужно это никому! Вы, наверное, тоже против — разложение, мол, мещанство…
Так говорит Ольга, говорит точно сама с собой, и обводит глазами свою пустую комнату.
— А что это за человек у вас тут был?
Ольга вспыхивает.
— Григорий? Я с ним раньше жила. Давно… Девчонкой еще… Теперь привязывается. (Пауза.) В пивной стаканы тогда мыла. Потом сбежала… В восемнадцатом пошла в партизанский отряд. Потом армия… Потом опять родные места. (Пауза.) И встретился тут один человек. Крепкий большевик. Преданный… Уважала… Полюбила. А жизни не вышло… Все разложиться боялся… Социализм строил. Меня и то счастливой не умел сделать. А как же всю-то страну?..
Семен ходит из угла в угол большими шагами, задерживаясь на поворотах. За окном, теперь уже совсем рядом, поют:
Прощайте, здания большие,
Прощай, рудничные края,
Прощайте, глазки голубые,
Прощайте, все вы, навсегда…
Семен садится на край подоконника.
— Можете заведовать отделом коммунального хозяйства, Бобылева?
Ольга молчит.
— Ну как? — спрашивает Семен. — Ты ведь, кажется, год просишься на работу. Говоришь, скучно.
