Филер начинает обходить всех, нарочно здороваясь за руку.
Господа с отвращением жмут потную руку.
Наконец филер подходит к столу и останавливается в выжидательной позе.
— Садитесь, — говорит Рутковский.
— Благодарствую.
Садится. Все молчат.
— Как вас… Как ваша фамилия?
— Фамилия? — усмехается филер. — Ну, называйте просто Филимоновым.
— Вам известно, зачем вас пригласили, — говорит Рутковский. — Так что особенно затягивать беседу смысла не имеет.
— Извольте-с… мне, собственно, желательно только получить от вас подробные сведения об интересующей вас личности. Так сказать, для успеха дела…
Всем противно. Курят, ходят, сидят, не глядя друг на друга.
— Видите ли… — Рутковский откашливается. — Наружность у него самая обыкновенная… таких много… Ну, роста он среднего, ниже среднего… несколько коренастый, рыжеватые волосы.
— Л-лысина, — отвернувшись, говорит Жуков.
Рутковский изумленно взглядывает на него и, ухмыльнувшись, продолжает:
— Да, лысина, глаза (вспоминает) карие… светло-карие… большой лоб… да, огромный лоб… очень подвижное лицо… прищуривается.
— К-картавит… — все так же отвернувшись, произносит Жуков.
— Да, довольно мило картавит.
— Не из евреев? — быстро спрашивает филер.
— Нет, — с досадой отвечает Рутковский.
Карнаухов морщится.
— Одевается просто… — продолжает Рутковский.
— Н-носки ботинок загибаются кверху… — глядя в окно, добавляет Жуков.
— Что вы! Вот никогда не замечал!
— Ну, ему лучше знать, — рядом жили в эмиграции, — иронически говорит Карнаухов.
— Оставьте м-мою эмиграцию в покое…
Филер, скромно кашлянув, спрашивает:
— Уши какие, не изволили заметить?
— Уши… Не знаю… обычные уши… Очень подвижен, ни минуты не остается спокойным…
Жуков, привстав, показывает.
— Л-любит делать так… — Он закладывает большие пальцы за проймы жилета.
Филер вскакивает:
— Ульянов. Владимир Ильич Ленин?
— Да.
— Как же, как же, приходилось… — говорит филер. — Еще бы!..
— Ну ладно, об условиях с вами сговорятся. Действуйте…
Филер встает.
— Счастливо оставаться.
Протягивает руку, но Рутковский на этот раз делает вид, что не замечает ее. Филер отходит от стола, возвращается, мнется. Наконец, ухмыляясь, говорит Рутковскому:
— А я ведь вас знаю, Александр Иванович…
Рутковский недоуменно на него смотрит.
— Извольте вспомнить, когда в девятьсот шестом году вас из Петербурга выслали… Это я-с… Моя работа… Не предполагал, что такая почтенная личность… Прошу прощения.
— Ладно, идите… — брезгливо говорит Рутковский.
Филер с Кирилиным выходят в переднюю.
