После боя, не сговариваясь, мы окружили труп фелиноида.
– У него была высокоуровневая система. Но как же быстро она покорилась вирусу, – выразил я общую мысль.
Эта победа не принесла нам торжества. Напротив, в машину мы возвращались в многозначительном мрачном молчании.
Травы становилось больше, а ее густота заметно тормозила движение. Дополнительный расход энергии привел к тому, что на место назначения мы добрались уже с 45 % заряда батареи.
По расчетам компьютера, мы находились в центре активности вируса, в месте, из которого здоровые биокибернетические организмы уже не возвращались. Мы разделились и приступили к долгим тщательным поискам. Не искали ничего конкретного, но любая вещь в однородном синем поле могла оказаться уликой. Инстинктивно я ожидал найти еще одну заброшенную лабораторию, затопленный отходами бункер или даже логово кучки безумцев, претендующих на мировое господство. Мы излазили каждый сантиметр в километре вокруг заданной точки: принюхивались, прислушивались, присматривались. Небо успело едва заметно потемнеть и проясниться – это поворачивалась Земля к почти незримому за дымной пеленой Солнцу. Кроме вездесущей синей травы не было ничего. Едва ли источником заражения могла быть сама трава, ведь мы безболезненно с ней уже сталкивались.
Рэй, утомившись, привалился к электромобилю и дремал. Ох уж эти несовершенные биологические организмы. Пускай сейчас марсианин гораздо сильней меня, но однажды я с легкостью подниму метеоритный щит и превзойду Рэя по всем параметрам. Я продолжу развиваться, а он так и останется на одном уровне. Биологические виды очень быстро достигают своего максимума.
Веста легла ничком, одну руку подложила под щеку, другую предоставила в качестве постели пестрой букашке. Насекомое пробежало по ладони, обогнуло безымянный палец и устроилось в ложбинке между пальцами – здесь оно чувствовало себя в безопасности.
– Расскажи о вольфрамовом кольце, – попросил я, устраиваясь рядом.
Она задумалась, вспоминая.
– Я всегда любила путешествовать. И однажды далеко отсюда, на юге познакомилась с мужчиной. Мечтатель и романтик, каких теперь не найти, Дима хотел перестроить этот мир, возродить в людях любовь к прекрасному и само понятие высоких чувств.
– Но ведь это абсурдно, – не удержался я. – Чувства давно перестали быть для нас абстрактными вещами. Все рассчитано и обосновано. Никаких случайностей, никаких «велений сердец». Поведение человека теперь описывают точные формулы. Так для чего возрождать невежество?
