Но такие первые люди (позже они первенствовали в Языческих Нациях) должны были мыслить только под действием сильных ударов самых неистовых страстей, как мыслят животные. Поэтому мы должны исходить из Простонародной Метафизики (на нее мы указывали в Аксиомах>130 и впоследствии покажем, что она была Теологией Поэтов) и, следуя ей, найти устрашающую мысль о каком-нибудь Божестве, которая могла бы придать форму и меру животным страстям этих людей и сделать их страсти человеческими. Такая мысль должна была породить усилие – свойственное человеческой воле – обуздывать движения, внушенные сознанию телом, чтобы или совершенно их успокоить, как это подобает Мудрому человеку, или по крайней мере придать им другое направление, для лучшей цели, как это подобает Человеку-Гражданину. Такое обуздание телесных движений представляет собой, несомненно, проявление свободы Человеческого выбора, т. е. свободной Воли, – источника и местопребывания всех Добродетелей и, между прочим, Справедливости. Информированная таким усилием, воля во всем подчиняется Справедливому и всем правам, продиктованным Справедливостью, ведь совершить усилие над телом – это то же самое, что дать ему свободу в управлении его движениями, поскольку все тела – необходимые посредники природы. То, что Механики называют потенцией, силой, усилением, все это – неощутимые движения этих тел, и под влиянием их тела или стремятся к своему центру тяжести, как это доказывает Античная Механика, или удаляются от своих центров движения, как это доказывает Новая Механика.
Но люди, вследствие своей испорченной природы тиранизированные себялюбием, преследуют главным образом только свою личную пользу; желая поэтому всего полезного для себя и ничего – для своего товарища, они не могут совершить усилия, чтобы направить страсти к справедливости. Итак, установим, что человек в зверином состоянии любит только свое собственное сохранение; взяв жену и произведя детей, он любит свое сохранение вместе с сохранением семьи; достигнув гражданской жизни, он любит свое сохранение вместе с сохранением Города; когда же власть государства распространится на много народов, он любит свое сохранение вместе с сохранением Наций; а когда нации объединятся в войне, в мире, в союзах и торговле, он любит свое сохранение вместе с сохранением всего Рода Человеческого. Во всех этих обстоятельствах человек любит главным образом свою собственную пользу. Следовательно, не чем иным, как Божественным Провидением, должен он удерживаться в пределах такого порядка, чтобы следовать справедливости в семейном, гражданском и, наконец, человеческом обществе. Раз человек при таком Порядке не может следовать тому, чего он хочет, он должен по меньшей мере следовать тому, чего требует польза, а это и называется «справедливым». Значит, то, что направляет человечески-справедливое, есть Божественная Справедливость, руководимая для нас Божественным Провидением ради сохранения Человеческого Общества.
