Гешел тем не менее не указывает на конфликт ребе Пинхасла с общиной, который мог служить исторической основой данной сказки, впервые появившейся в печати в 1930 г. [1] История описывает влияние хасидского двора на общину в художественной, а не исторической манере. Как место паломничества страждущих исцеления, знаний или вдохновения, двор обеспечивал экономическое процветание городу и одновременно был самостоятельным учреждением с собственной экономикой.
Ушпизин
Вера в ушпизин, семерых библейских персонажей, незримо появляющихся в сукке, находится в центре повествования. Хотя арамейский термин ушпизин используется в Тосефте (Маасер-Шени 1:13) во фразе «ба'алей ушпизин» (хозяева гостиницы), впервые для обозначения таинственных посетителей праздника в сукке он появляется в книге «Зохар» (конец XIII в.). По своим коннотациям термин схож с латинским hospes, что значит «гости, посетители, незнакомцы», хотя его использование в еврейской традиции строго регламентировано.
Тема ушпизин представляет собой вариацию мотива V235 «Смертного посещает ангел», который встречается в иудео-христианской традиции, однако в еврейской традиции она аналогична вере в появление Илии как в религиозно-мистическое видение, даруемое людям.
Появление ушпизин связано с конкретным местом и временем — во время праздника Сукес в сукке (аналогично появлению Илии на седере в первый вечер Песаха), — но появление Илии происходит внезапно, хотя оно и ожидаемо.
Деяния, которые вознаграждаются присутствием библейского персонажа в настоящей сказке, а также в первых письменных свидетельствах данного образа и обычая, скорее этические, чем религиозные, и связаны с благотворительным актом угощения неимущих. Как уже упоминалось, данный обычай существовал ко времени написания «Зохара»; но, согласно Халамишу, идея помощи бедным возникла ранее [2].
Маймонид (1135–1204) уже предполагал, что приглашение бедняков и доброе обращение с ними во время праздника — не только в Сукес — имеет духовное значение для надлежащего празднования. Он описывает либо установленный обычай, либо идеал поведения: «Когда человек пьет и ест, ему следует накормить странника, сироту и вдову, а также прочих обездоленных. Но если он закрывает свои ворота и ест и пьет со своей семьей и не подает еду нищим и обездоленным, его празднование не будет празднованием мицвы, но лишь его желудка» (Мишне Тора, Гилхот Йом Тов, 6:18).
В «Зохаре» это идеальное этическое поведение получает мистический оттенок:
