Дворовые люди показали, что Никандр Ичалов только на неделю приезжал к старому барину в село Яковлево, откуда — им не было известно, и отправился вместе с отцом в город.
О раненой руке его все рассказывали, что, по его собственным словам, он порезал себе руку во время охоты у Афанасьева.
Последний на допросе у самарского следователя показал, что он действительно встретил недавно на станции Ичалова, сказавшего, что возвращается из Москвы и едет к отцу в деревню. На охоте он с ним в нынешнем году не был.
Меня поражало упорство Ичалова.
— Как же вы хотите после всего этого запираться? — спросил я у него. — Может быть, вы и действительно менее виновны, нежели кажется, но тогда объяснитесь, скажите истину. Афанасьев прямо отрицает ваше показание; к чему же вы беретесь за ложную систему защиты? Суд не может решить дела иначе, как обвинив вас.
Он же стоял на своем.
Эксперты сличили почерк Ичалова с почерком записки, найденной у портнихи. По их мнению, сходства не было ни малейшего.
Рассмотрев ножи, отобранные мною в квартире Ичалова, врач заключил, что ни одним из них не могла быть зарезана Русланова.
Вообще многое было непонятно в этом деле, и невольно возникал вопрос: не было ли еще других участников преступления? Истощив напрасно все усилия выведать от Ичалова истину, я решился свести его со стариком Руслановым. Я думал, что вид истерзанного горем старика исторгнет из уст его то, что он как будто только не решался выговорить.
— Скажите мне, умоляю вас, — говорил старик Русланов, глядя на молодого человека, — что побудило вас на преступление? Вы еще так юны, глаза ваши так добры, в них видна чистота души вашей! Не может быть, чтобы похищение диадемы было целью убийства. Не укрываете ли вы кого-нибудь?
— Господин следователь, я прошу вас избавить меня от допросов господина Русланова, — сказал мне Ичалов. — Отвечать на его вопросы я не желаю.
— Хорошо. Конвойные, отведите арестанта в тюремный замок.
26-го января я получил из села Яковлево синее пальто, белую баранью шапку и чемодан Ичалова, которые потребовал к делу. Все это я отправил в Москву для предъявления их свидетелям, которые и признали их за вещи, бывшие с Ичаловым во время пребывания его в Москве.
Я спросил у Никандра Петровича, не желает ли он представить чего-либо в свое оправдание, но он ответил отрицательно. Тогда я исполнил последнюю формальность предварительного следствия, объявив подсудимому о его окончании.
— Тем лучше! — ответил Ичалов. — Пытка ближе к концу.
