— Может, сами его вылечим? — безнадежно спрашивает Филька, и Ольга молча мотает головой.
Кто-то сильно толкает Яну под локоть; из-под руки высовывается любопытный мокрый нос Мухтара. Яна машинально чешет пальцем короткую жесткую шерсть между глазами. Отводит собачью морду ладонью.
— А мы наврем, что ничего не знаем, — говорит она. — Все равно нас никто слушать не будет…
Мысленно она рисует себе дорогу до города — через сопки, по мари, в обход бухты, которую никак не одолеть вброд с носилками. От города до озера можно добраться за полчаса, но обратный путь кажется бесконечным. «Может, он… ну, растворится до того, как мы донесем его, — думает Яна. — Может, все обойдется… само».
Мысль настолько отвратительная, что хочется провалиться сквозь землю. Исчезнуть, как этот незнакомый мальчик. А вот мысль и похуже: они могут просто убежать, бросить его здесь, и никто не узнает. Яну скручивает, как будто кто-то пробил дырку в ее собственном животе. Не в силах это вынести, она вскакивает на ноги и тараторит:
— Давайте делать носилки. Свяжем палки шнурками. Филька, ты вообще дурак, так не сломаешь, — она отпихивает его в сторону и хватается за липкую от смолы ветку. Выкручивает, пытаясь разорвать розовые волокна древесины, измочаленные, но все еще прочные. — Дай ножик! И куртку снимай, у тебя самая большая. И шнурки вытаскивай, и Ольгины тоже! Да быстрее же!
Мухтар, привлеченный суетой, снова подходит поближе. Фыркает в брошенную на песок Филькину куртку. Толкает лбом Ольгу. Она по-прежнему сидит на коленях над мальчиком, наливает в ладонь воду из банки и размазывает ее по белым щекам — мерно, как робот. Толчок собачьей головы сбивает ее, и Ольга, шмыгнув носом, ставит банку на песок. Мухтар берет мальчика зубами за рукав, тихонько тянет, и контуры тела снова начинают дрожать и расплываться. Мальчик почти исчезает. Он — всего лишь прозрачная тень, дрожащая над песком. Ольга отпихивает собаку коленом, визгливо вскрикивает:
— Отцепись, нельзя! — и почти растворившийся мальчик появляется снова. Он даже отчетливей, чем раньше. Как будто наконец протерли запотевшее стекло.
Мухтар отпрыгивает и садится в сторонке, бочком. Старательно отворачивает морду, то и дело скашивая глаза так, что обнажаются голубоватые полоски белков: не передумала? Не подзовет ли?
— Нельзя, — повторяет Ольга, и Мухтар шумно вздыхает.
Филька, высунув кончик языка, сплетает из шнурка замысловатые узлы, прочно связывая крест-накрест две кривые, липкие от смолы ветки. Они то проворачиваются, то подскакивают, Филька чертыхается сквозь зубы. Яна бросает третью, только что отломанную жердь и идет помогать. Полностью сосредотачивается на вертлявых ветках, липкой смоле, шнурочных петлях, из-под которых надо вовремя убрать пальцы. Интересно, а Ольга хочет сбежать? Ей-то ничего не будет, если об их походе узнают. И это не ее папа… Что будет, когда узнают папа и теть Света, Яна попросту не может представить. Там — глухая ватная чернота.
