Майя подошла к Присли, похлопала ее по боку, ласково заговорила с лошадью.
— Ты проверил подковы? — спросила она. — Камушков нет?
— Это я завсегда, — строго кивнул Джон. — Ну как охромеет лошадка, и что с нее тогда проку? Нет там никаких камушков, и подковы что надо. У короля в конюшнях еще дюжина таких же, все как на подбор. Любит он хороших лошадей.
Майя сняла с седла торбу с овсом и принялась кормить лошадь. Себе она достала краюху хлеба. Присли залезла мордой в торбу и с удовольствием захрумкала. Майе захотелось угостить ее яблоком, но яблока не было.
— Я б и сам все сделал, моя госпожа, — смущенно улыбнулся Джон Тейт.
— У меня когда-то были лошади, — объяснила Майя. — Я всегда сама за ними ухаживала. И седлать правильно тоже умею, мастер Тейт.
— А топор кинуть правильно вы тоже умеете, моя госпожа?
Она оглянулась через плечо и сжала губы.
— Вижу, не умеете, — усмехнулся охотник. — То ли дело языки, танцы, верховая езда, соколиная охота, дипломатия да лютня или, может, клавесин.
— Лютня, клавесин и маленький орган, — поправила Майя. — И фехтование, пайзенийская школа.
Джон Тейт хрюкнул.
— О, так это вам прямая дорога к Кольеру. Он большой любитель пайзенийского фехтования — оттого и прозвище получил. Да только я любого фехтовальщика с тридцати шагов завалю своим топориком. Ей-же-ей, что вам тот клавесин? Учились бы лучше с топором!
Он ухмыльнулся и расхохотался.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Майя, с удовольствием глядя на его веселье. — Мое образование явно не завершено. Научите меня обращаться с топором.
Джон похлопал Ручейка по спине и стал быстро обтирать ему бока.
— Доседлаю вот, и тогда сколько угодно. Ну как придется бежать? Наготове надо быть. Вы пока топорики мои возьмите да ступайте к тому вон пню, где было майское дерево, а уж там я вам все покажу. Ну, тише, тише, забияка ты эдакий.
Майя подобрала два топора, лежавших рядом с Джоновым заплечным мешком, и понесла их через весь луг к обугленным остаткам майского дерева. Кишон с привычным хмурым и озабоченным видом оглядывал окрестности. Впрочем, за последние недели Майя стала иначе относиться к его суровой непреклонности и независимости. Пусть общаться с ним было куда тяжелей, чем с тем же Джоном Тейтом, но целеустремленность, умение выживать в любых обстоятельствах и даже опостылевшая готовность повсюду следовать за охраняемым вызывали у Майи уважение. Теперь защитников у нее было двое, и она была рада этому.
