Гобелен с пастушкой Катей. Книга 6. Двойной портрет | страница 72



Продолжаю на тему. Когда юноши вляпались, меня сие не коснулось, даже свидетелем не вызывали, только написал бумажку, где честно объяснил, что ничего не знал и знать не мог. Никто не углублялся особо, с парнями была договоренность — каждый сам по себе, никакой преступной группы, не маленькие.

Валеру с Олечкой вовсе не упоминали, партнёра следовало беречь, потому что талант. Что с ним сталось, понятия не имею, отыграл он для Олечки не на одну шубку, а штук на десять, затем потихоньку сплыл.

Что могу сказать о глупых моих молодых друзьях? Я думаю, что со временем они поумнели и если брались за дела, то не так топорно.

Костик был очень неглупый малый, но интерес представлял скорее психологический, парнишка был типичным раскаявшимся пионером.

Вот осознал где-то на излёте юности, что его потчевали сплошными бреднями, и обиделся на всех включительно, без разбору. Выкинул за борт не только патентованные советские ценности, но все гуманитарные традиции разом. Самое обычное печальное заблуждение, мол, что если Бога нет, то всё позволено. Если вы помните, об этом раньше нас Федор Михайлович думал, Достоевский. Жаль малого, ну да шут с ним.

Вот Юлик был поинтереснее, его манила жизнь с приключениями ради них самих. Рассказывал смешную историю, как он вылетел со службы. Буквально. Он вообще-то из очень приличной военной семьи, но „анфан террибль“, пошел в лётное училище, потом ушел на гражданку, стал полярным летчиком, ему нравилось. Сленгом хвастал, „фанерка“, „вертушка“ и прочее. Но отчаянно повезло парню, причем два раза.

Пережил две аварии, причём не своей вине, он штурманом служил, но оба раза один и тот же казус. Машина в обломках, экипаж насмерть, а штурман — жив и здоров, почти не ушибся. После второй аварии товарищи отказались летать с ним наотрез, вплоть до саботажа.

Всё понимали, но садиться с ним в машину не хотели, чистое суеверие, но приходилось считаться. Юлик на них не особо сердился, понимал, что работа такая, опасная и нервная. Он уволился сам. После этого слегка закуролесил, нитка жизни запуталась. Что их с Костей связывало, не могу сказать, не вникал.

Насчет Тамарочки, просто не знаю, какой там имелся треугольник, а может и никакого, девочка могла гулять сама по себе, с нее бы сталось, тоже коллекционерка. Насчет Бонни и Клайда — хорошая догадка, но опять не знаю, все же другое поколение.

Валеру или жену его Олечку не возьмусь искать, они отопрутся от всего моментом, теперь, наверное, богатые и респектабельные. Сейчас, делая поправку на время, пожалуй, никого бы из них не признал: они были другого поколения, шли как молодежь. Кроме Тамары, у нее должно сохраниться нечто характерное. Много тут народу у меня перебывало, всех не упомнишь.