А вышел из всего один лишь пшик с прибором! Как мы условились, я приволокся к тому пятачку, где возле чуждого городу строения сидел на лошади давно покойный князь Багратион, и зачем его сюда притащили? Причём сидел он вместе с конем невыразимо мерзко, оба присели на задние ноги, просто-таки завалились в чугуне, так и хотелось подставить им, скорбным, табурет! Иначе мерещилось, что они, чертовы монументы, прямо на глазах усядутся на чугунные задницы! Я решил, что покойный главнокомандующий, такого позора не знал с 1812 года, когда пришлось отступать с войсками от Смоленска! Думается, что и тогда он сидел на коне изящнее, всё же из князей!
Ну да ладно, пока я осматривал монумент, то заметил, что мимо мелькнуло видение, одетое, прямиком на парад и расписанное, как картинка! Пожаловала Катя и бодро метнулась ко входу, минуя нас с присевшей лошадью и князем. Пришлось незаметно следовать за лиловым пиджаком стройного видения, хоть оделась она приметно, облегчила задачу. И какой-то хвостик изящно пристроила на макушку, так за ним и следовал, хвалю!
Однако этим наши удачи исчерпались на означенный день и час. Все разнородные чудеса пешеходного моста мы осваивали на пару с глупым существом. Дорожки на мосту оказались не простые, а самодвигательные, двухсторонние, действительно удобное местечко обозначил самозванный Демон для незаметного свидания.
Мое прелестное создание приметно каталось в медленном темпе, стоя на плывущей дорожке, мне досталась роль чисто созерцательная. Туда и обратно, раза четыре подряд Катя в лиловом одеянии проехалась по мосту — только это мне удалось созерцать раз за разом. Никто знаков не делал, пассов не предпринимал, короче, ни один демон к детке Кате на свидание не подошел! Народу на мосту нашлось немного, среди редкой гуляющей публики не удалось выделить буквально никого, такая проехала незадача.
Когда милейшая Катюша устала ездить, она с поникшим хвостом на макушке покинула дорожки-самокатки и с горя забежала в «Венскую кондитерскую» заесть разочарование дорогим десертом. Я туда заглянул мельком, но сразу вышел и ждал неудачницу далеко от моста в условленном месте. О чем у нас шли беседы, пожалуй, что лучше умолчать, мне не удалось проявить должной сдержанности, в чем себя очень виню.
Хотя я указал бедняжке на допущенные недочеты, хотя предостерег от общения с вульгарными самозванцами, набившимися к ней в почтовый ящик, хотя высказал здравое предложение послать дурных шутников далеко и надолго, но боюсь, что достиг как раз обратного. Катя, бедное моё дитя, вовсе не предостереглась, вместо того обиделась на меня, взявшего ненадобный менторский тон. Особо неприятно вспоминается последнее слово, я довёл до сведения детки, что у неё не расследование, а бардак дурного вкуса, не стоящий выеденного яйца. Помянул всуе кухню и корыто, как занятия более свойственные… И что в результате вышли пустяки и дилетантские потуги с обеих сторон, даже с трёх — включая ту самую Тамару. Вот так прямо сказал и упустил детку Катю с концами.
