Аббат потребовал свидания с комендантом и заявил, что теперешняя камера ему вполне по вкусу и что, кроме того, ежели вздумают его разлучить с бароном фон Пекеном, обращение последнего в праведную веру станет невозможным, поскольку тот доверяет лишь одним его, аббата де Бюкуа, дружеским увещеваниям… Комендант был неумолим; вернувшись в камеру, аббат сообщил немцу о положении дел.
Он посоветовал ему прибегнуть к притворству и, под видом невыносимой скорби по поводу переселения в другую камеру, разыграть попытку к самоубийству. И барон поистине разыграл ее на славу, ибо вместо того, чтобы выпустить у себя одну капельку крови, он перерезал себе вены на руках так, что аббат, испугавшись вида ручьями текущей крови, стал звать на помощь. Караульные тотчас же дали знать об этом на гауптвахту, и комендант явился самолично, проявляя все знаки глубокого сострадания.
Главной причиной такого его поведения было то обстоятельство, что он уже довольно давно получил приказ об освобождении барона. Однако, чтобы еще какое-то время поживиться за счет денег, которые тот вносил на свое содержание, он старался как можно дольше продержать его в заключении.
После этого случая аббата де Бюкуа перенесли, правда, не в карцер, но в одну из тех каморок на верхнем этаже башни, которые назывались «колпачками». Прежние обитатели этой каморки ухитрились разрисовать ее стены, покрыв их всякими устрашающими изображениями и изречениями из библии, «способствующими приуготовлению ко смерти».
Другие узники, более склонные к политике, нежели к религии, написали на стене такую эпиграмму:
Фуке поныне жаль. При нем
Мы жили в веке золотом,
Но век серебряный привел нас к переменам —
И родился Кольбер
>[63]; потом в сем мире бренном
Зачат был Пеллетье
>[64] — он глупостью блистал
И веком бронзовым французов наказал.
Теперь и хлеба нет, не подступиться к ценам —
И впрямь железный век настал,
Накликанный на нас прожорой Поншартреном
>[65].
Некто, еще более решительный, дерзнул вырезать на стене следующее четверостишие:
В Италии разбит, испанцем изгнан вон,
Людовик не скорбит средь стольких поражений:
Владея Ментенон, владеет миром он…
За вычетом былых владений.
Пребывание в этой восьмиугольной каморке со стрельчатым сводом, да к тому же еще в полном одиночестве, было весьма тягостным для аббата де Бюкуа. Ему предложили поселиться вместе с неким капуцином по имени Брандебург; однако, проведя с ним несколько дней, аббат стал жаловаться, что монах этот больно уж важничает и требует, чтобы с ним обращались как с невесть какой персоной. Он стал просить коменданта, чтобы к нему поместили какого-нибудь доброго малого из протестантов, которого он мог бы обратить в праведную веру. Он даже сам назвал имя некоего Гранвиля, о котором наслышан был от своих товарищей по прежней камере.
