Дочери огня | страница 32

Служа семейному честолюбию престарелого короля^>[28], Франция вконец обессилела под неумолимым бременем налогов. Наша нация издавна благоволила к государям-воинам, а из Бурбонов и Генрих IV, и Людовик XIV как нельзя лучше подходили под эту мерку, хотя последний и имел все основания сетовать на «собственное величие, удерживающее его на здешних берегах». На худой конец, эти государи спасали свою репутацию с помощью распутства. Их любовные делишки служили предметом толков во дворцах и хижинах и на расстоянии представлялись воплощением того возвышенного идеала галантности и рыцарственности, которым испокон века тешили себя французы.

И однако существовали провинции, не столь склонные к подобным восторгам, которые неустанно в той или иной форме — под покровом ли религиозных идей или открыто, в форме фронд, лиг и жакерий^>[29] — выражали свое неодобрение.

Отмена Нантского эдикта^>[30] нанесла удар по последним силам сопротивления. Виллар только что подавил восстание в Севеннах^>[31], и те из камизаров, которым посчастливилось спастись от избиения, толпами ринулись в Германию^>[32], умножая собою миллион изгнанников, вынужденных увозить за границу остатки своих состояний и разного рода промыслы и ремесла, в которых особо отличались многие протестанты.

Последнее их убежище, Пфальц, был сожжен дотла — кошке игрушки, мышке слезки. Солнце великого столетия могло еще спокойно любоваться своим отражением в водоемах Версальского парка, но оно заметно теряло свой блеск. Госпожа де Ментенон^>[33] и та перестала уже бороться со временем; она только прилагала все усилия, чтобы вдохнуть веру в душу не слишком-то благочестивого короля, который на ее увещевания отвечал цифрами, ежедневно получаемыми от Шамийяра^>[34]: «Три миллиона долгу! Что, спрашивается, может поделать здесь Провидение?»

Людовик XIV был человек недюжинный; можно даже поверить, что Францию он любил и желал ее величия. Но его человеческие свойства в сочетании с фамильными чертами всего рода Бурбонов погубили его, когда, состарившись, он уже не в силах был противиться тем, кто сумел подчинить себе королевскую волю.

Вскоре после поражения при Гохштедте, отнявшего у нас сто миль земли во Фландрии, через бургундскую деревушку Моршанджи, что расположена в двух милях от Санса, проезжал Аршамбо де Бюкуа.