Возвратившись на берег, мы устраивали нечто вроде пантагрюэлевских пиршеств, где главным украшением стола были жареные в масле полипы и вареные, приправленные лимоном, лавровым листом, перцем и укропом омбрины. Нужно ли пояснять, что все это обильно дополнялось множеством белого сухого вина, которое делают на соседнем острове Эльба. Рыбаки обычно учили нас своим песням и взамен просили исполнить наши арии. Я отвечал им арией «Прикрывши голову белым крылом...», но никак не сумел научить их петь ее. Мы подолгу засиживались за импровизированной трапезой, весело распевали хором и расходились лишь тогда, когда наступал час спешить на спектакль в театр «Политеама». Ясно, что такой образ жизни был вне всяких правил осторожности и благоразумия, но мне он доставлял много радости, тем более, что никаких забот у меня больше не было. Успех, который имел «Жаворонок», говорил о том, что веселье это пению не вредит. Должен заметить, что однажды после очередного небольшого пикника, когда рыба была особенно вкусна, я вынужден был прибегнуть к бутылке коньяку, чтобы как-нибудь дотянуть до конца «Манон». Но должен добавить так же, что подобного рода «подвиги» больше никогда не повторялись...
Я не могу сказать, что был когда-либо равнодушен к деньгам. Возможно оттого, что, родившись бедняком, я всегда придавал деньгам большое значение. Перебирая в памяти историю своей жизни, я не могу припомнить случая, когда бы что-либо купленное доставило мне такую же светлую радость, как те ливорнские дни и ночи, которые я проводил с рыбаками в открытом море под солнцем или звездами.
В репертуаре у меня было теперь девять опер, но мне не терпелось пополнить его. И хотя я с удовольствием принял приглашение синьоры Эммы Карелли (экспрессивной особы, руководившей в то время театром «Костанци») петь в Риме с января по апрель 1918 года, я был огорчен, что нашел в программе только свои любимые, но, увы, знакомые оперы: «Жаворонок», «Тоска», «Джоконда», «Мефистофель». Целых четыре месяца, и ни одной новой оперы! Это же просто пустая трата времени!
На деле, однако, сезон 1918 года в «Костанци» оказался более интересным, чем я предполагал. Благодаря изменениям, которые были сделаны в моей программе в последнюю минуту, я смог добавить к моему репертуару еще две оперы: «Ласточек» Джакомо Пуччини и «Адриенну Лекуврер» Франческо Чилеа.[19].
«Ласточки» — одна из лучших небольших опер Пуччини; это нечто среднее между «Манон Леско», «Богемой», «Травиатой» и какой-нибудь венской опереттой. У этой оперы интересная история. В 1914 году Пуччини был в Вене, когда один музыкальный издатель уговорил его попробовать себя в новом жанре — в жанре музыкальной комедии. Либретто написал Франц Легар, но Пуччини не одобрил его. Планы еще обсуждались, как вдруг между Италией и Австрией в мае 1915 года началась война. Все переговоры с венским издателем, который превратился теперь в официального противника, прекратились сами собой. Но одно итальянское издательство решило поддержать это начинание и поручило Джузеппе Адами написать новое либретто. Действие оперы должно было теперь происходить не в Вене; но ритмы венского вальса прочно застряли в голове Пуччини и в конце концов вылились в партитуру.
