Матушка моя умела быть очень упрямой, когда считала, что права. На этот раз она тоже долго упорствовала, хотя все остальные давно уже согласились отпустить меня. Разговоров и уговоров было еще очень много. Студенты уже теряли всякое терпение. Но наконец матушка все же уступила.
События следующих недель доставили мне много волнений. Пришлось несколько раз ездить в Мачерату, и я уже начинал чувствовать себя бродягой. Потом я случайно узнал, почему студентам так хотелось ставить именно «Бегство Анджелики», а не какую-нибудь другую оперетту. Впервые эта оперетта была исполнена несколько лет назад в Сиене. Автор ее, композитор Алессандро Билли, жил во Флоренции, но брат его был муниципальным секретарем в Мачерате. А у любого муниципального секретаря, как известно, всегда есть тысяча способов помочь или, наоборот, помешать студентам, которые собираются ставить оперетту, да еще надеются заполучить платную публику на свой спектакль. В данном случае муниципальный секретарь готов был всеми силами помочь делу, но при условии, что поставлена будет оперетта «Бегство Анджелики» — «гениальное» творение его брата. В таком случае мы могли бы получить, например, не какой-нибудь маленький зрительный зал, а городской театр, балконы и ложи которого украшены красным бархатом и позолотой. Театр этот вызывал у меня такое же почтение, как если бы была знаменитая «Ла Скала».
Какой тенор станет серьезно утверждать, что, дебютируя, он пел партию сопрано? Но я иногда позволяю себе пошутить, предлагая собеседникам угадать, что я впервые пел на сцене. И когда меня просят подсказать что-нибудь, навести на мысль, я описываю костюм, в котором выступал тогда: длинное белое платье с широкими рукавами в пышных воланах, черная бархатная шляпка с двумя большими белыми цветами и голубой зонтик от солнца. Затем я преспокойно усаживаюсь в кресло, чтобы позабавиться растерянностью моих слушателей.
Я и сам был немало удивлен в тот вечер, когда в костюмерной театра «Лауро Росси» увидел в зеркале напротив себя свою Анджелику. Щеки у меня были розовые, круглые и гладкие, и на лоб спадали темные шелковые кудри парика: девчонка, да и только! Это сильно смущало меня. Потом я почувствовал вдруг какую-то мальчишескую застенчивость, а затем и легкую панику. Там, за занавесом, сидели самые элегантные дамы города — во всяком случае, так мне казалось. Но, что еще хуже, там был мой отец. Как я смогу появиться перед ними? К тому же, я прекрасно понимал, что это не маленькая сцена детского клуба в Реканати. Я не слышал даже, как назвали мое имя. Кому-то пришлось силой вытолкнуть меня на сцену.
