Умные критики не прочь были поругать программы моих концертов: они упрекали меня в том, что я ничего не делаю для того, чтобы воспитывать вкус моих слушателей, что у меня много избитых арий и т. д. Подобная критика, однако, никогда не тревожила меня. Я не обращал внимания на нее, а думал только о том, что нравится публике.
Иногда мне удавалось вызвать интерес к музыке у людей, которые раньше никогда не интересовались ею. Одна газета в Далласе (штат Техас), например, в отчете о моем концерте в этом городе так описывала овацию, которой меня наградили там: «Публика вскочила с мест, махала программками и платками, кричала, аплодировала и бушевала, словно настоящий ураган... Очень возможно, — продолжала газета, — что синьор Джильи привык к такому приему, но в Далласе подобных выражений восторга еще никто никогда не наблюдал. Публика здесь обычно довольно равнодушна к концертам. И концерт синьора Джильи означает, что положен конец этому равнодушию, скептицизму и недовольству, которые были свойственны большинству посетителей концертов в последние годы».
Больше того, я всегда был убежден в том, что публика, которая приходит на концерт, должна получать именно то, что она хочет. И если «Сердце красавицы» относится к порицаемой категории избитых арий, то это означает только, что последующие поколения тоже увидели в ней всю ее красоту и поняли, что это одна из самых великолепных и незабываемых мелодий, которые когда-либо существовали. Я не могу согласиться с тем, что, раз эта ария слишком популярна, то ее не стоит петь.
То же самое можно сказать по поводу всех других «избитых» арий, которые я имел обыкновение включать в программу концертов: «Та иль эта», «Милая Аида», «Холодная ручонка», «О, чудный край», «Мне явилась», «Вот я и у предела», «Смейся, паяц», арию о цветке из «Кармен», «Слеза», «Сияли звезды», «Импровизация» из «Андре Шенье», «Не видел больше я» из «Манон Леско», «Небо и море» из «Джоконды», «Нежное создание» из «Фаворитки», «Жалоба Федерико» из «Арлезианки». «О, моя нежная страсть» Глюка и, конечно, неаполитанские песни. Что хотелось бы критикам услышать вместо этих арий? Я становился самым счастливым человеком, по мере того, как концерт превращался в своего рода семейное празднество, где публика забывала обо всем на свете, волновалась и кричала мне, чтобы я пел ее любимые арии.
Давно уже у меня не было новой хорошей партии, которая действительно подходила бы моему голосу. Поэтому я очень обрадовался, когда Гатти-Казацца предложил мне петь партию Вильгельма Мейстера в «Миньон», этой мелодичной и романтичной опере французского композитора Амбруаза Тома, нашедшего вдохновение в произведении Гёте. Свежесть этой оперы, ее аромат несколько улетучились со времени ее первой постановки в 1865 году в театре «Opèra Comique» в Париже. Современные постановщики пытаются представить эту оперу как произведение времен Второй империи, вместо того, чтобы отнестись к ней серьезно. Но для меня все это не имело значения. Нежные и страстные мелодии, лирическая мягкость — все это идеально подходило моему голосу, и только это было важно для меня.
