— Это только зеркало. Пойдем дальше, — толстый слой грязи на полу глушит шаги и сохраняет цепочки следов. Влажная… странно, что дом не зарос сорняками. Неправильно.
Я ищу что-нибудь личное, способное рассказать о хозяевах, но полки и выдвинутые ящики пусты, а на стенах светлеют прямоугольники и квадраты. Даже детских игрушек нет. Возвращаемся к яме.
Отняв руку, девочка останавливается в дверном проеме. Ладно.
Взявшись за рукоять торчащей из земли лопаты, свечу вниз. Дыра около двух метров в диаметре и меньше метра в глубину. Комковатая почва, снова ветки и битое стекло, золоченый угол рамы: фотография? Нужно достать. Железо с шелестом входит в мягкую почву. Что-то хрустит, скрипит. Под крышей гудит ветер. Призрак появляется на пороге, отчего девочка задушено всхлипывает и исчезает в комнате. Я дергаюсь было пойти за ней и замираю. Роняю телефон. Древко будто примагнитилось к ладони. По виску сползает капля пота, по позвоночнику — озноб. Я смотрю в лицо мертвецу.
Копай.
Пусть идет. Далеко ей не убежать.
Вот, зачем ему человек. Но — ребенок? Как бы она справилась?
Легко. Куча вырытой земли стремительно растет. Я двигаюсь, не чувствуя усталости, только волны дрожи и укусы занозистого дерева. Бледная тень охраняет выход. В кухне капает вода.
Девочка затаилась или ушла. Рамки оказываются пустыми.
Не стряхнуть обморочное онемение. Вскоре приходится спуститься на дно углубившейся могилы, где звуки ярче, запахи душат, а ссадины вспыхивают огнем. Холод тоже полыхает — в легких. Я не гляжу вниз, цепляюсь за подсвеченную фонариком груду хлама в дальнем углу ямы.
Вечность спустя лопата проезжает по жесткому. Разом наваливается слабость, подламываются колени. На расстоянии вытянутой руки из грязи выступает клетка ребер. Я сижу прямо на чьих-то останках, а стены вокруг кажутся недосягаемо высокими, и нет сил встать, поднять телефон или позвать девочку. Глажу шрам, считаю клубящиеся паром выдохи: тише, успокойся. Еще минуту передохнешь и поднимешься, конечно — поднимешься.
Сверху падает букет белых роз. Подавившись, отскакиваю к противоположному краю ямы, вжимаюсь, путаясь пальцами в торчащих корнях. Под потолком колко переливается смех. На осыпающемся краю показываются ноги в тяжелых ботинках, выше зажигается маленькое солнце — острый зимний свет. Я заслоняю глаза, перехватываю лопату.
— Удачно, что ты уже закончила. Мне очень не хотелось копаться в грязи, — девушка садится на корточки. Притушив сияние, отводит фонарь в сторону и вдруг отпускает. Он остается висеть. — Давай руку. Этого достаточно. И брось лопату. Я не кусаюсь.
