Я не убью ребенка.
— Эй, — выдавливаю. Пора убираться. Здесь слишком темно. — Ты заблудилась? Тебе помочь? — подхожу ближе, пряча нож в сумку, но не выпуская. Среди жестких лучиков на периферии зрения оживают тени.
Она вскидывает голову, сжимаясь в комок, но тут же расслабляется. Вытирает распухший нос и убирает налипшие на щеки прядки.
— Что случилось? — хмурится, шаря по мне взглядом. Отталкиваю звонкую пустую бутылку. Вздрагиваю, когда на потолке у пыльного фонаря колышется тьма. — Не страшно сидеть одной в темноте?
Малейшее движение зрачка ловит плотные силуэты. Позвоночник продирает холодом, волоски на шее поднимаются дыбом. Впиваюсь ногтями в толстый шрам на левой ладони: успокойся. Выход рядом, успеешь. Они не пойдут следом — не посмеют покинуть свой вязкий мир полутонов.
Не решатся. Еще ни разу не…
— Страшно, — отвечает, скривившись. Сейчас снова заплачет. У меня нет времени. Задерживаю дыхание, потихоньку выталкивая воздух сквозь стиснутые зубы. Почти не слышу сквозь грохот пульса, как говорю:
— Мне тоже страшно. Я боюсь темноты, — страх гниет внутри, наполняя тело слабостью. — Я пойду на улицу. Если тебе нужна помощь — идем.
Позволяю рукоятке ножа выскользнуть из потных пальцев и стукнуться о дно сумки.
Она быстро кивает и подскакивает — высокий хвост вспыхивает под звездчатыми лучами. Хватает за запястье и тянет наружу.
Мы останавливаемся посередине дороги, где тени собираются в лужицы под ногами и мертво повторяют движения. Девочка дергает руку, морщится: только замечаю, что с силой сжимаю влажную кисть.
— Извини, — отпускаю и глажу ее русую макушку. Шмыгает:
— Ничего. Я тоже боюсь темноты.
— Тогда чего ты там сидела? — охватывает себя за плечи и бросает взгляд на черные ворота. Горестно вскрикивает — я едва не подпрыгиваю:
— Рюкзак! — господи!
— Я принесу его… но… дай мне прийти в себя, — туда-назад, они не успеют.
— Спасибо, — опять цепляется за мои пальцы, заглядывает в глаза. На бледных щеках — грязные разводы.
— Что ты здесь делаешь? Ты одна? — напряжение тает под жарким летним солнцем. Потихоньку расслабляю плечи, когда она говорит:
— Я прячусь. Меня ищет чудовище, — дергаюсь, оглядываюсь на арку. Девочка частит, будто плотину прорвало:
— Оно ведь не покажется, если я буду тут? В смысле, чудища… призраки же только в страшных местах ходят, да? Обязательно надо, чтобы было темно? Я читала в интернете, что надо, вот и ждала в темноте, но его так долго нет, а мне очень-очень страшно! Очень! Я не могу больше!
