Дальше мы идем в тишине.
Замечаю скользнувший между домами светлый силуэт. Вместе с ним движется вязкая тьма. Сердце пропускает удар. Стискиваю ладонь со следом крови в кулак. Затухающее пожарище красит ночь в теплые ржавые цвета. С каждым шагом что- то стирается, меняется или придумывается. Правда — хрупкая штука. Голоса Тони и Кана прямо сейчас теряются в трепете крыльев, а мы расскажем о них совсем не так, как они сами могли бы сказать:
— Жаль, что я не спросила.
Каким запомнит брата Нина? Тем, кто заботился о ней, или тем, кто ненавидел? Господи, они с Тони ведь ежедневно склонялись над черно-белой доской, часами переставляли фигуры! Оба маги воды, стихии грусти, у обоих есть семьи, которые ждут по ту сторону колдовства! Кан выбрал жизнь в границах Университета.
Тони хотел их сломать. Кан не подумал, что печать твари отправит его в лаборатории вместе с нами. Или подумал, но отказался поверить. Злился, боялся, сомневался, но ведь… неужели сражаться, убивать — единственный выход?
— Я проверю заклинание, — говорю у дома.
— Они уже должны быть там, — заторможено оборачивается Наас. — Мы отправили послание. Чтобы прислали не охотников, а исследователей.
В коридоре позади него включают свет. Огонек режет глаза и бордовый сумрак разоренной улицы. Охотники толпятся в проходе, осматриваясь. Эйса подталкивает безучастную Энид к ванной.
— Как? Как послали сообщение? — тру шею, разгоняя спазм. Боль стекает по позвоночнику.
— Сообщающиеся сосуды, — морщится парень. — Меняют цвета. Вроде азбуки Морзе. Неважно. Я запер знак. Они не выйдут за его границу. Мы идиоты, что сразу так не сделали. Не надо было всю чертову ночь следить за Каном, тогда Тони был бы…
Наас запинается. Касаюсь его щеки:
— Жив. Да, — а теперь нам придется жить с этим. — Мы ошиблись. Я… я не поняла, что мигрень связана с открытием портала. У тебя тоже сейчас болела голова? Наас до желваков стискивает зубы: да.
— Проверю подвал и быстро вернусь. Побудь с Айей, — и с ними.
Кивает, просит:
— Не задерживайся.
— Будь осторожен.
Наас невесело улыбается:
— Все нормально. Мы договорились. После печати Плутона и спорить-то не о чем было. Тем более, Хикан… неважно. Потом. Главное, мы теперь связаны.
— Вы и были связаны, — друзья, возлюбленные. — Зря Совет их выбрал.
— Надеюсь, — встрепанные прядки нимбом горят вокруг его запачканного лица. Я на мгновение замираю, позволяя картинке отпечататься в памяти.
На всякий случай.
— Ты в порядке? — обычно яркий голос сейчас совершенно бесцветен.
