, или становиться самостоятельными крупными арендаторами императорской земли. Оба эти варианта, {122} очевидно, были возможны, и какой из них осуществлялся в каждом конкретном случае, зависело от ряда местных условий. Ясно лишь, что статус владельца на основе jus possidendi, fruendi heredique suo relinquendi не был, по смыслу закона Адриана, статусом колона, и если его обладатель и превращался со временем в колона, то он попадал в новые условия, определявшиеся зависимостью от крупного арендатора, в которых сохранение этого статуса de facto вряд ли было возможно
[307].
Каковы же действительное место и значение lex Manciana в истории африканского колоната? В настоящей работе не представляется возможным входить в обсуждение многочисленных вопросов, связанных с интерпретацией отдельных положений этого закона, вызвавших оживленную дискуссию в научной литературе. Мы укажем лишь на те аспекты lex Manciana, которые представляются нам наиболее существенными для понимания особенностей африканского колоната, сохранивших свое значение и в период Поздней империи.
При определении характера lex Manciana наибольшие споры возбудил вопрос о его правовых источниках. Одни исследователи (Шультен, Каркопино, Ростовцев и др.) видели в нем акт публичного права, изданный государственной властью, другие (Тутен) — lex locationis, договор об использовании имения, переданного из императорского домена частному лицу и составленный императорскими прокураторами, наконец, третьи (Фрэнк, Хейвуд, В. С. Сергеев) — lex contractus, изданный частным владельцем и действующий в определенном имении. Для решения этого вопроса, на наш взгляд, представляет первостепенную важность тот факт, что в одном случае lex Manciana именуется в надписи (I, 24) cosuetudo Manciana — «Манциев обычай». Как справедливо отмечал Тутен, consuetudo никак не может быть отождествлен с актом, изданным государственной властью [308]. С точки зрения римского права, consuetudo, {123} в отличие от lex, устанавливаемого путем специального решения законодательного органа, основан на «молчаливом всеобщем согласии» (tacito consensu omnium) [309]. Вместе с тем та же статья Дигест признает за старинным, укоренившимся обычаем силу закона (inveterata consueiudo pro lege non immerito custoditur et hoc est jus quod dicitur moribus constitutum). Отсюда понятно, что если даже, с точки зрения теории права, consuetudo отличался от lex лишь своим происхождением, но не юридической силой, то на практике грань между этими двумя понятиями легко стиралась. Одной из причин замены первого из этих терминов вторым могла быть запись consuetudo, как это имело место в нашем случае: consuetudo обычно понимался как неписаный обычай (quae sine ullo scripto populus probavit)
