Ей было все сложнее запомнить, что она живет сейчас, а не завтра, и вести себя не так, как она будет вести себя через десять лет или вела бы лет пять назад — ее как будто размазало по времени, и она никак не могла начать вести себя соответствующе.
Лер ее утешал, но все равно от него веяло злобой и раздражением, и это было страшно, страшно и ненормально. Даже когда Далька призналась в том, что она ведьма, Лер так не злился… или она этого тогда просто еще не чувствовала?
Раньше она всегда верила своим глазам, а теперь не могла не верить неясному отголоску чужого знания в голове, который отныне определял для нее, что правда, а что нет, хоть она и никогда об этом не просила.
Куц бы ее не бросил, что бы не говорил до этого, вот, что ей нашептала сила, хотя Далька и не желала ничего проверять. И Далька это тут же озвучила:
— Куц же тоже добрый, Лер, и хороший, так чего вы ссоритесь?
— Добрый, — как-то недобро хмыкнул Лер.
Далька почувствовала его злорадство, и вновь взметнувшееся раздражение Куца.
— И за что он так дедушку? — спросила Далька обиженно и осеклась. Что-то она явно делал неправильно.
Она не знала тех слов, что сказал Куц, но по тональности нетрудно было догадаться, поэтому ей сложно было удержаться и не спросить. От Куца повеяло стыдом, но он смолчал.
— Действительно. — Довольно повторил Лер, обернувшись к Куцу. — За что ты так дедушку, а? Но ты, Даль, не расстраивайся. Джоктийцы они все такие. Вежливые… Добрые.
Далька поняла, что сказала что-то не то. Пока в душе Лера разливалось торжество, в Куце росла злоба и раздражение. И обида. Какая-то детская обида, а еще — боль.
— Куц, прости пожалуйста! — растеряно сказала Далька, — Я не хотела тебя обижать, честно! Да что же это такое, ну что здесь происходит, почему вы злые такие, ну!
И зажала руками уши, не желая слышать ничьих ответов.
— Ничего, — ответил Куц, попытавшись улыбнуться. Вышел какой-то оскал, — Ничего… вообще. Просто Теллер слишком предвзято относится к джоктийцам… наверное, в детстве на ногу наступили.
— Пожалуй, так оно и было. — Хмыкнул Лер, — Пока я землю на дедов курган сыпал, какая-то лицемерная смуглорожая тварь сунулась с соболезнованиями, с тех пор я ваше племя на дух не переношу.
Куциан пожал плечами, но возражать не стал.
И снова повисла в комнате душная тишина, такая, что хоть ножом ее на тоненькие ломтики режь. Становилось душно, и Далька впервые начала понимать, что всегда заставляло Лику колотиться в истерике, стоило ее загнать в угол.
