— Дай гляну! — Это Будько. Запыхался. С лестницы почти бегом бежал, как молодой. Берет из рук Дербенева стальную подстывшую корочку, гнет сильными пальцами.
— Отличная! Дуем дальше!
Дербенев широко улыбается. Показывает в рукавице большой палец. То ли плавку хвалит, то ли начальника. Понимают друг друга с полуслова. Анализ придет через две-три минуты, а они уже начнут выпуск стали. У Будько «нюх» на металл, безошибочная интуиция. Идут на рекорд — счет на секунды.
И снова разносится над цехом команда:
— Ковш под плавку!..
Белесый свет зари чуть раздвинул темноту кабинета. Будько не узнал его. В стороне горбатился стол, диван казался неуместным, в глазах мельтешили красные скобки. Не включая электричества, Будько скинул прямо на пол каску, прилег на диван. Трижды повторил про себя: «Двадцать минут». Положил под голову газетную подшивку и сладко зевнул. «Шестнадцать плавок сварили. До утра далеко…»
Разбудил его телефонный звонок. Будько поднял голову и не сразу сообразил, где находится. Звонил Дорохин.
— Слушаю, Николай Васильевич! Да, да! Все идет, как задумано. За тридцать минут — плавка. И не думаю шутить. Сам выверил. На то и рекорд, на то и мы… — Покосился на часы. — Уже семнадцать. Думаем сколько? Двадцать четыре. Вот так. Спокойной ночи…
Будько посидел на диване, усталый, отяжелевший. Протянул руку, поднял с пола каску. Не надел, покачал, держа за ремешок. Чего ждал он от наступающего дня? Не славы, не аплодисментов. Хотелось самого малого: пусть все станет на свои места, как было раньше, до этого несчастливого года. Только теперь он по-настоящему оценил прошлое: действительно, шел на работу, как на праздник, спокойно, уверенно. Подчиненные заглядывали в глаза, ловили каждое слово, верили. Эх, если бы это вернулось!
Глядишь, и правда что-то изменится. Вполне. А уж Радин-то удивится, узнав о рекорде. С ним не смогли, а с Будько… Дай-то бог! Тяжко вздохнув, Будько встал и пошел в цех…
Чтобы попасть из цеха в кабинет заместителя начальника, нужно было выйти сначала на улицу. Владыкин по узкой винтовой лестнице спустился вниз, миновал подъездные пути, шагнул за порог. Ночь была тихой и темной. Блестящие пятна света ложились на мокрый асфальт, на пожухлую траву вдоль железнодорожной колеи. Блики то и дело меняли очертания. Владыкин постоял, подумал о том, что неспроста, видно, вызвал его Будько, не спеша поднялся на второй этаж, прошел пустым коридором. В приемной тишина. Смутно белела каска на столе.
