Алекс почесал дулом затылок, выругался от боли, когда задел ссадину, оставленную нагой, а затем нагнулся над чернотой провала и проорал:
– Арривидерчи, долбоеб!
Кивнув самому себе, Дум развернулся и подошел к стеклянному куполу. Действовать надо было быстро. То, что где-то там, на глубине Локи знает какого масштаба, дуэт из непонятного имбецила и не менее недальновидного демона тонули в воде и сражались с Нагами, означало лишь одно.
Поголовье Наг явно измельчает уже в самом ближайшем времени.
Алекс встал практически вплотную к грузу.
Что появилось раньше – бог или вера в бога?
Возможно, ответ на этот вопрос находился прямо напротив Дума.
Старые легенды бритов описывали этот меч, как тяжелый бастард, украшенный вязью символов и рун таинственного и магического символа. Японцы, как длинную полоску стали черного цвета, найденного богом в теле убитого чудовища. Кто-то говорил, что Парацельс владел мечом, с заточенным внутрь демоном – таким тяжелым, что десять мужчин не могли его поднять.
Меч-кладенец, выточенный для славянских богатырей из стали упавшей на гору звезды.
Меч Калад-колг, выкованный феями.
Индейцы верили, что этот меч был языком солнца – чистым пламенем, которым мог владеть лишь верховный жрец.
У этого меча имелась тысяча имен и еще больше обликов. Он яркой нитью пронизывал историю мира, но люди забыли про него. Забыли про его историю.
И они видели его так, как хотели видеть. Как сталь, как огонь, как волшебство, заключенное в грани железного клинка.
Но Алекс помнил о правде, пелена лжи спала с его глаз.
Он видел правду.
Он видел самое первое оружие, которым владел человек, когда делал первые шаги по миру, который едва сам и не погубил. И эта смерть, вся смерть, любая смерть, принесенная болью и отчаяньем, созданная насилием, была рождена в это мече.
Алекс смотрел на деревянную палку с заточенными и обугленными краями. Рукоять её была обвязана веревкой, сделанной из волокон лиан и трав.
Старый, покрытый никогда не исчезающими пятнами крови, местами потрескавшийся.
Люди тоже помнили правду.
Они говорили, что человек перестал быть обезьяной, когда взял в руки палку. Что же – они не ошибались. Человек перестал быть животным, когда стал убивать не только ради защиты. И палка это была вовсе не палкой…
– Прочь, – процедил Дум, отгоняя наваждение, пытавшееся проникнуть в его разум. – Ты меня не подчинишь, жалкая палка.
Артефакт манил его. Обещал силу и власть. Обещал подарить магию столь древнюю и столь могучую, что с её помощью можно было уничтожать и создавать целые миры.
