Шнурок, объединявший четки, порвался, и на ковер посыпались бусины. Тарлаттус не нашелся с ответом и принялся собирать костяные шарики. Вежливый кашель напомнил об ожидающем ответ собеседнике.
— Я здесь из-за моего честолюбия, — произнес архиагент, с каким-то отрешенным видом убирая четки в карман.
— Продолжайте.
— Кардинал Туний…
В этот момент перед глазами у Тарлаттуса мелькнуло видение бездыханной девушки с потеками крови на шее. Клирик прижал пальцы к переносице и зажмурился: он поставил под угрозу жизнь Кармелы и не сможет обрести спокойствие пока Аэрин на свободе. Осознавая в полной мере, что у него нет, и не будет второго шанса с правом на жалость, Тарлаттус оказался перед выбором — или он покоряется чувствам и, находя в них утешение, продолжает терпеть невыносимо отвратительную жизнь, вздрагивая при каждом стуке в дверь, или воспользуется представившимся случаем. При самом негативном развитии событий ему придется распрощаться с Родиной и попытаться сохранить любовь на расстоянии. Не идеальный вариант решения проблемы, но все-таки он лучше, чем приставленное к виску пистолетное дуло.
— …Позвольте мне завершить начатое и продолжить преследование еретиков.
Высокопреосвященство молчал какое-то время, обдумывая предложение архиагента.
— Ради чего, сын мой?
— Среди них дава из вилонского ковена.
Кардинал тяжело вздохнул.
— Почему ты не сказал мне об этом? «Будь здесь кардинал, ты бы получил сорок плетей и пожизненное заточение в келье», — произнес другой, до боли знакомый голос.
— Дон Родригес… Как… Как вы здесь оказались?!
— Когда я услышал о Свободном Поиске, у меня появились сомнения в твоей честности и основания для дополнительной проверки. Теперь мне не в чем подозревать тебя.
— Дон Родригес, поверьте, ваше предложение значит для меня гораздо больше, чем мешок эскудо, — выдавил шокированный Тарлаттус.
— Неужели?
Тарлаттус зажал в кулаке бусины четок.
— Простите, если вас оскорбил мой поступок. Я и представить не мог…
Дон Родригес успокаивающе рассмеялся. Не слишком громко, чтобы не привлекать внимания.
— Напротив, он доказывает твою ценность, однако я не вижу причин, по которым ты бы отказал Себастьяну.
— Вы бы все равно об этом узнали.
«И устранили бы меня как нежелательного свидетеля» — мог добавить Тарлаттус. Он успел убедиться в рациональности куратора, и снисхождение к некомпетентным агентам не входило в перечень его добродетелей. Не в первую очередь, конечно, но стоило подумать о скрытых возможностях Дона Родригеса, так легко подделывающего чужой голос, и причинах такой внимательности к персоне архиагента.
