Мысль эта оказалась неожиданной и правдоподобной. Сколько раз в репортажах из зала суда он слышал: «за пособничество в совершении преступления…» Есть ведь такая статья? Значит, присудят срок, он окажется в тюрьме… Или не в тюрьме, на зоне?.. Какая разница, все равно пятно на всю жизнь. И будет ли после этого жизнь? Вон, Смирнов не дожил до воли…
Денис опять схватился за сигареты. Хотелось поделиться с кем-то, совета спросить, узнать, светит ли ему срок. Наверное, дядя Слава знает, или этот Сергей Павлович. А может, его имя вообще не всплывет? Протокола же не было? Правда, Сергей Петрович знает имя и телефон… Да что ему телефон, в Большом доме кого угодно вычислят!
Ишь, опять испугался, укорил он себя. Испугался законного возмездия за связь с бандитами. Трус! Лучше бы боялся того, что Иришку потеряешь. Разве она простит? А может, она и не узнает, если все обойдется? Если обойдется… Лишь бы обошлось!
Он опять кинулся к телефону, но в квартире Игнатьева не отвечали. Бросив трубку, вернулся на кухню.
Во рту горчило от курева. Он поставил чайник на огонь и опять уселся к столу, уронив голову на сложенные руки. Сидел так, пока чайник не засвистел протяжно. Встал, выключил газ, автоматически плеснул в кружку утренней заварки, долил кипятком. Похлебав немного, вновь схватился за сигареты, но сделал всего две затяжки и решительно направился в комнату. Невозможно так мучиться, надо отвлечься, надо хотя бы формулы внести в напечатанные страницы.
Минут пятнадцать он пытался сосредоточиться на работе, однако не вышло. Напортачил, соскребал описку бритвой, принялся писать тушью поверх – в результате выбросил лист. Взялся снова его распечатать, но отчего-то из принтера выползла не та страница.
Бесполезно. Ничем он сейчас заниматься не в состоянии.
Денис выключил верхний свет, оставив только настольную лампу, и прилег на диван не раздеваясь. Смежил глаза, желая забыться, заснуть хоть ненадолго – тогда до утра останется меньше времени. Но перед закрытыми глазами всплыла угрюмая физиономия неандертальца Стругова, каменное лицо Степана Охрименко и беспощадные, почти черные глаза Седого… Сволочь! Прикидывается гостеприимным хозяином, добрым дядей, заботливым отцом – и тут же может приказать убить человека. Или пытать – похоже, все эти утюги и паяльники не страшные сказки, а реальность.
Перевернувшись лицом к стене, Денис попробовал думать о другом, но не смог. Все заслоняло чувство вины и осознание огромности ошибки, которую совершил. Он предал самое главное – принципы, по которым жили его родители и он сам вроде бы собирался прожить всю жизнь. Выходит, предал самого себя. Почти перешел на другую сторону, пособничал убийцам… Если бы мама узнала, с кем он связался… А отец?.. Дядя Лева Гутман, незадолго перед маминым отъездом заскочивший с ней попрощаться, вздыхал сокрушенно: «Видел бы Андрей, что сейчас у нас творится – в гробу бы перевернулся». Да, когда отец был жив, никто не мог представить, чтобы воры и убийцы разгуливали на свободе, не таясь, сколачивали банды, терроризировали целые районы, скупали дома и крупные предприятия…
