— Во-первых, спасибо, что так нас недооцениваешь. А во-вторых, нет. Мазикины чураются центра города, как чумы. Это слишком, даже для них. Особенно для них.
Я прищурилась и попыталась разглядеть хоть что-то, что было впереди, но всё было совершенно чёрным.
— Они не похожи на тех, кто боится темноты.
Малачи выставил руку, не давая мне пойти дальше.
— Это не темнота, Лила. Вот это. Прямо перед нами. Тёмная башня. Вытяни руку вперёд.
Я повиновалась, но потом резко одёрнула руку. Я не могла сказать, почему это ощущалось столь плохо, но прикосновение к этому зданию трогало до глубины души, подавляюще, инстинктивно неправильно. Я посмотрела на Малачи, ожидая объяснений, и даже в темноте смогла прочесть сожаление на его лице.
— Мы должны пройти через здание, — объяснил он. — Мы не можем обойти башню. Мы уже пытались. У других Стражей нет проблем при прохождении через неё, но для нас, для людей, это… сложнее.
Я тупо уставилась на него. Я не понимала, о чём он говорит, мы не можем обойти это? Мы весь день ходили вокруг зданий.
— Но…
Я указала на угол, где предположительно заканчивалось здание.
Малачи кивнул мне, предлагая попробовать. Я так и сделала, двигаясь вдоль края здания, но оно каким-то образом расширилось и исказилось, не давая мне обойти его.
Я снова подошла к Малачи.
— Как же так получается?
Малачи вздохнул.
— Эта башня находится прямо в центре города. Вероятно, она была здесь с тех пор, как это место было создано. Она стоит посреди всего этого несчастья, всех этих потерянных людей. И если здания могут вырасти из человеческих мечтаний и желаний, то почему нельзя вырастить что-то из их страхов? Это своего рода вихрь из чувств и воспоминаний…
— Малачи, скажи просто и ясно, — отрезала Анна. — Проходя через башню, тебе будет плохо, Лила. Очень плохо. Но ты просто продолжай идти и не останавливайся, хорошо? Независимо от того, что ты чувствуешь, или что ты помнишь, не останавливайся. Это не так уж далеко. Сосредоточься на шаге.
Я переводила взгляд между Анной и Малачи. Я должна была заметить эту перемену, произошедшую с ними обоими за последний час. Анна казалась обезумевшей, почти мрачно решительной. А Малачи выглядел неважно. Он уже начал потеть.
Мне хотелось взять его за руку и успокоить. Я чувствовала себя глупо, даже думая об этом, наблюдая, как он расправляет плечи и поднимает подбородок, устремив взгляд на низкий квадратный вход, единственный способ попасть на другую сторону. Да, я хотела успокоить его, но ещё я хотела, чтобы он поднял меня и пронёс через это ужасное место.
