После пира все отправлялись в часовню. Некоторые, правда, оставались лежать на земле с ножом в груди: кровавые стычки были на Красном Холме частым и любимым развлечением. В часовне Муньос служил по-латыни мессу, но кому — сказать затруднительно. По всей вероятности, Сатане, а может быть, самой Росите, которая лежала нагая на алтаре как божество и жертва одновременно. Пираты подходили к алтарю и на коленях поклонялись Росите. Наконец, в довершение кощунственного исступления, Муньос отдавал ее распаленным бандитам. Так, во всяком случае, рассказывал Конго. Видимо, он не врал.
Нравились ли Росите эти оргии? Кем она была на них: всемогущей владычицей или обожаемой рабыней? И то, и то, наверное…
Моряки потом рассказывали, как видели ее на пиратском бриге — полуодетую, прикованную к мачте железной цепью с большим золотым кольцом на лодыжке. Она была все так же хороша, золотые волосы волной струились по бедрам, но взгляд ее был пуст и безумен. Быть может, она потеряла рассудок?
Муньос вскоре впал в самую мрачную мизантропию. Он оставил ремесло пирата и вдвоем с Роситой укрылся на Красном Холме. Банда распалась. Тогда-то Конго, оставшись один и растратив свою долю добычи, попался федеральной полиции и был брошен в тюрьму. Его показания позволили восстановить картину последних лет этого любовного и разбойничьего романа. В них также есть точное свидетельство о существовании клада.
— Когда хозяин уходил в море, — рассказывал арестованный, — он оставлял сеньору на мое попечение, я не должен был никуда от нее отлучаться. Если бы хозяин не вернулся, я должен был вырыть клад и отдать сеньоре. Но где он спрятан, знала только она.
Когда Конго видел Роситу в последний раз, она стояла у входа в пещеру неподвижно, как статуя. На ней не было никакой одежды, лишь от макушки до пят бесчисленное множество золотых украшений и драгоценных камней. Она казалась каким-то языческим идолом, украшенным ради жертвоприношения. Необыкновенные изумрудные глаза Роситы были широко раскрыты. Будто в экстазе, она глядела на небо и море, куда-то за горизонт. А вокруг этой белокожей статуи струилось и мерцало, как раскаленный поток, золото длинных волос.
Конго с трудом мог выразить изумление, смущение и страх, охватившие его при этом зрелище, оно и в камере преследовало негра.
— Росита была неживая, — так говорил Конго. — Это ее призрак вышел из пещеры.
В 1826 году на основании этих показаний полиция Конго окружила остров Аруба. В пещере никого не было, но люди ушли оттуда совсем недавно — костер был еще теплый. Подземная часовня оказалась, нетронутой. Алтарь, окруженный серебряными подсвечниками и золотыми, по большей части, сосудами, был украшен живыми цветами. Но Муньос и Росита исчезли. Исчезли и сокровища, хотя повсюду в пещере и в подземных ходах, прорытых в холме, их долго искали. Теперь клад — плод четырехлетнего разбоя — со всеми драгоценностями, поднесенными прекрасной белокурой рабыне-владычице, достанется тому, кто его найдет.
