— Хорошо. Только у меня никаких документов нет, — предупредил его я.
— А никаких документов и не нужно, просто сам явиться не забудь. Тебя как зовут?
— Игорь, — честно ответил я.
— Записано, Игорь, — действительно черканул он что-то в блокнотике. — Я — Олег. До встречи в четырнадцать ноль-ноль на Майдане.
Мужик ушел вниз по Крещатику, цепко приглядываясь к прохожим, а я уже намного веселее допивал свой горький кофе без сахара.
На эту акцию я, поразмыслив, камеру решил не брать. И так оставалась ненулевая вероятность, что меня опознают и разоблачат как кремлевского, порошенковского, американского или японского агента.
Я пришел к знакомой стеле дисциплинированно, за пять минут до начала. Там уже стояли два десятка человек, причем меня они приняли за организатора и стали хором спрашивать, полагается ли доплата за плакаты или скандирование лозунгов.
— Никакой доплаты, все в равных условиях, — сказал я им строго и это, кстати, оказалось правдой.
К четырнадцати часам пешком пришел Олег, груженный плакатами и флагами. Он построил всех собравшихся на площади людей и раздал протестные аксессуары каждому второму. Мне ни плаката, ни даже флажка не досталось.
Без камеры на публичной акции находиться было крайне непривычно. Оказалось, что без камеры мне просто нечем себя занять.
Когда, наконец, на площадь заявился Пашинский, потрещать с трибуны свои популистские лозунги, толпа уже составила человек сто, и Олег, поглядывая на две телегруппы, явившиеся на шум, расставлял людей максимально просторно, чтобы изобразить заполненную площадь.
Получалось, конечно, неважно — то есть, опять получался типичный украинский театр. Ну, или цирк. Ну, или Грэм Грин, «Комедианты». Порошенко, конечно, до Дювалье немного не дотягивает, зато его штурмовики вполне себе удачно скопировали повадки тонтон-макутов.
Неожиданно ко мне подошел оператор с камерой киевского телеканала. Камера у него уже была включена.
— Что можете сказать по поводу этой акции? Зачем вы пришли?
Закрывать лицо или прикидываться глухонемым было поздно, пришлось действительно отвечать:.
— Каждый раз, когда вы хлопаете в ладоши, в Африке умирает один ребенок. Вы можете это понять, наконец?! Может, вы уже прекратите хлопать в ладоши? Ради этих несчастных маленьких африканских детей!
Оператор, представительный усатый мужчина в длинном кожаном плаще, вытаращил на меня свои обалдевшие глаза.
— Пан активист, спасибо, конечно, за Африку. Но что вы можете сказать по поводу этой акции? — повторил он упавшим голосом, испуганно озираясь.
