— Странно все это, — признался я.
— Что тебе странно?
— Я еще не встречал в Киеве людей, которым нацики нравятся. Кроме самих нациков, разумеется.
— И что?
— Почему вы все их терпите? Столько людей, которых они раздражают. Давно бы уже решили вопрос.
— Меня они не трогают. Мне до них дела нет. Я не москаль.
— Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом. Когда они хватали профсоюзных активистов, я молчал: я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня, — процитировал я по памяти.
— Разберемся как-нибудь, не переживай за нас. Тебе просто — наснимал тут всякого дерьма и удрал в свою Москву. А нам здесь жить. Кстати, они уехали, можешь уже идти.
Я тут же встал, уложил камеру в пакет и протянул рыжему руку на прощание.
— Извини меня, если что. Надеюсь, не доставил особых неприятностей.
Он тоже встал:
— Это мы узнаем позже, чего ты нам доставил, а чего нет.
Но руку пожал, глядя мне в глаза. Я вышел во двор и, пока шел по нему, автоматические ворота открылись сантиметров на двадцать и замерли.
Я постоял с минуту перед ними в недоумении, потом напрягся, обернулся и только тогда услышал едкий смех из-за двери:
— Ладно, не шугайся, выпускаю. Бывай, москаль. Удачи!
Ворота снова поехали, открывшись больше чем на метр, и я, помахав рыжему на прощание, вышел, внимательно оглядываясь по сторонам. Впрочем, вокруг было тихо и пустынно.
Я пошел пешком обратно в центр, но вскоре понял, что четыре километра для моих избитых конечностей вряд ли окажутся комфортными, поэтому вызвал такси.
Машина приехала через пять минут, и на вопрос «куда?» я назвал таксисту адрес привычной уже «Пузатой хаты» на Крещатике.
Через полчаса, спускаясь вниз по гранитным ступенькам в столовую, я с надеждой смотрел по сторонам, почему-то ожидая увидеть в одном из залов Олесю. Впрочем, на часах было только десять утра, а так рано моя знакомая блондинка обедать сюда не приходила.
В нижнем зале было совсем немного народа, и я с комфортом устроился в одиночестве на диванчике в углу, заказав традиционный европейский завтрак: яичницу с беконом и кофе. Пока готовили заказ, успел умыться в туалете заведения и осмотреть там себя перед зеркалом. Надо сказать, я оказался ловкой и живучей скотинякой — по крайней мере, на лице никаких особых следов избиения пока не наблюдалось, а шишки от ударов по голове были совсем незаметны.
Потом я вернулся к столу и принялся за свою яичницу. Но позавтракать в одиночестве не получилось.
