— Уже светло. Никто, кроме меня, не спит в этой кровати. Выметайся.
Воспоминания были тем крепче, чем слабее делалась становая жила. Саутгемптон — одно громкое, звучное имя, а на деле хлипкий слизняк, разуверившийся в девчачьих мечтаниях, — кое-как, бочком, сел. Место на простынях, где он лежал, вытянувшись на животе, было теплым и влажным от пота.
Он старался не морщиться, и пробовал скрыть невольную гримасу, ткнувшись носом себе в плечо. Картинки, наляпанные яркими, густыми красками, ощущения, чье эхо теперь терзало его, забирались к нему в мысли все настойчивей — словно он попал головой в муравейник, неосторожно облившись перед этим медом.
Ночь и вправду была медовая, желанная, страшная. Кит был с ним — но мысли его были далеко. Кит был жестким, колючим, бесцеремонным, и только раз напомнил: ты сам хотел, чтобы я сделал это так.
Гарри не был уверен, но спорить не стал.
Он получил то, за чем пришел — пусть и путем некоторых потерь. Пусть ожидания его были разбиты, будто слюдяные окна, куда какой-то досужий проказник начал швырять камни.
— Что теперь будет, Кит? — спросил он пусто.
Кит позади него пошевелился, переворачиваясь на спину. Сейчас его было видно — разбавленный талой водой рассвет очерчивал контуры его расслабленного тела. Было видно, что он не сожалеет о содеянном, а если и сожалеет — то не о той душе, что металась у него под боком. О другой. О другом.
— Что? Да ничего, — равнодушно протянул Кит, глядя куда-то в сторону. — Ты наймешь кэб и вернешься туда, откуда пришел. Если тебя узнают под маской, то испугаются говорить об этом в лицо.
— Я не о том.
— А о чем тогда?
— О том, что… у нас…
Кит издал короткий вздох. Гарри подумал: только бы он не начал снова его вычитывать, как глупого мальчишку. С вечера слишком многое было сделано и увидено. Все изменилось.
— Ничего нет. Каждый получил по делам его, — был ответ.
Справедливо.
— Это станет… лучше? — снова дурацкие вопросы повисали на кончике языка. Жемчужина холодила шею — Гарри так и не вынул серьгу из уха, не успел, а Кит не возражал, лишь один раз сосредоточив на украшении едкий взгляд.
— Может быть — да. Может быть — нет. Может быть, это просто твоя прихоть, Гарри. Просто твой каприз.
Кит мучил его неопределенностью — как всех тех, о ком Гарри был наслышан. А во всем был виноват этот дурак Шекспир, натворивший вчера дел.
Полуобернувшись, Гарри зачем-то любовался. Кит перехватил его ласкающие взгляды, сжал в горсть, и отвел.
