Над бурей поднятый маяк | страница 39



Кит кричал, все еще не наступая, все еще не прикасаясь к нему, но нависая над ним, словно неумолимая Судьба.

Вот и все. Ты сказал достаточно, Кит, чтобы я тебе поверил.

— С этого надо было начинать, Кит, — Уилл говорил тихо, почти шепотом, непослушные слова выходили из глотки толчками, будто кровь из глубокой раны. — С того, что я живу у тебя из милости и я тебе должен. С того, что ты играл со мной, и я тебе наскучил, как только… А, неважно.

Он почувствовал себя пустым — таким пустым, каким не был еще никогда в жизни до этого. Будто и не было на свете никакого Уилла Шекспира, будто вспыхнувшее недавно пламя выжгло его дотла, будто из него постижимым образом вынули душу, оставив только пустую, стремительно сдувающуюся оболочку.

Наверное, Кит ждал, что он ударит еще раз. Возможно, готовился к этому.

Но Уилл драться не стал. Вместо этого он осторожно, бережно, будто Кит был одной из тех самых хрупких ваз, что стояли у двери, которые боялся сломать или повредить, Уилл обошел Кита и пошел к столу, туда, где сидел сверкающий глазами юный граф — не причина, о, нет, всего лишь следствие. Еще одна жертва.

— Правду говорил Томас: твоя любовь ядовита, Кит.

Уилл дернул кошелек с ключом, висящий на поясе, швырнул его на колени графу, — и сам не знал, зачем.

А потом вышел, захлопывая за собой дверь дома на Хог-Лейн навсегда.

* * *

Только что Уилл казался ему храбрецом, хоть и не наделенным особым умом — и тут же превратился в труса. Сбежал, пораженный парой слов, и даже дверью грохнул, как тонкослезая героиня жеманной пьески.

Вот и верь с этой поры боевитым прозвищам!

Ах, сударь, как вы можете говорить такие ужасные вещи…

Кит мог. И говорил, не прибегая к оружию — потому что отточенное перо и не менее отточенный язык были его надежной обороной и лучшим способом напасть.

— Ты еще здесь? — криво ухмыльнулся он, пугающий, отталкивающий, несказанно прекрасный с пятнами от ударов на щеках и темными провалами расплывшихся зрачков, появившись в пятне света. Гарри пялился на него с неуместным восторгом, и в голову ему пришла не менее неуместная мысль: так же выглядела его черно-белая кошка Трикси, перед тем, как схватить попавшегося ей на глаза голубя и окрасить сизое оперенье алой требухой. — А я думал, ты побежишь следом за своим защитником. Видел, как он старался, чтобы мои демоны никого не кусали в его присутствии?

Гарри взвесил на ладони то, что оставил ему Уилл — кошелек с каким-то увесистым продолговатым предметом внутри. Явно не деньги — да и видано ли было, чтобы такие, как Шекспир, платили таким, как граф Саутгемптон?