— Ничего ты не сделаешь! — неожиданно твердо и громко проговорил Гарри, присаживаясь на край стола так же, как это недавно сделал Кит. Он не видел Кита, не мог различить черт его лица, но отчего-то знал, какими они сделались — после услышанного. — Потому что не хочешь. Если бы хотел и вознамерился — сделал бы давно. И твой лопоухий Уилл из Уорикшира тебе бы не помешал. Как сейчас не помешает выставить меня. Или нет? А, Кит? Чем я хуже всех тех мальчишек, что вечно вьются вокруг тебя в театрах и кабаках? Посмотри на меня, и скажи мне — чем?
* * *
Кит разозлился — рванул, словно порох, мгновенной черной и кипучей злостью, отразившейся в зрачках сполохами пламени. Он заговорил — легко, о как всегда легко и гладко, подчас Уилл завидовал этой гладкости его слов, но в этот вечер Кит нес околесицу и, казалось, совершенно не понимал, что говорит. Или это Уилл утратил способность понимать — его, может, и весь белый свет?
И конечно же, Кит достигал цели, сам не зная того, что бьет не просто по больному — снова и снова, прямиком в разверстую в груди рану.
Уилл бледнел, сжимая его плечи все сильнее, и чувствуя, как сжимаются челюсти, и такая же злость — чистое яркое пламя — поднимается навстречу Китовому огню.
Ты так говоришь, Кит, как будто это впервые. Как будто я не видел ничего из того, что ты так жаждешь мне показать. Как будто не было Неда Аллена, Томаса Уолсингема и всех, кто на тебя глазел, не было твоих признаний в явных и тайных грехах, как будто я не видел, как ты хлестал по щекам безответного Томми Кида.
Уилл мог сказать это, и многое другое, но молчал. Стискивая зубы так, что, казалось, вот-вот раскрошит их. Стискивая Кита, как будто мог этим сокрушить его злость, или облегчить свою.
Молчал, и только вглядывался в знакомое — и незнакомое лицо.
Так вот как ты поступаешь, Кит. Вот каков ты на самом деле с теми, кто тебя любит?
Кит скалился, как пред дракой и смотрел — точно так же, кривя губы и бледнея, он смотрел на Томаса Уолсингема, про которого узнал, что тот женится. Точно так же он смотрел на Бобби Грина, в кабаке, перед тем, как Грин схватил его за глотку. По правде, Уилл был близок к тому же. Теперь он отлично понимал их — их всех, кто удостоился ядовитой насмешки и не менее ядовитой злости Кита Марло. Теперь он — понимал.
И точно так же, как Тосмаса Уолсингема, Кит толкнул его в грудь, принуждая отступать под напором, задевать плечом жалобно звенящие бесчисленные склянки.
