Он замолчал и, повернувшись к Фридриху, бросил:
— В отличие от вас, ваша светлость. Я готов отдать жизнь ради тех троих. Я готов.
Фридрих протянул ему оружие, но тот покачал головой:
— Я не язычник ваша светлость… Мой рай немного другой. Жаль не успею внукам, что уже не будут сидеть у меня на коленках, рассказать историю другую.
Он выдохнул и зажмурился. Фридрих взмахнул мечом и отсек голову. Вернее пытался. Голова повисла на сухожилии. Тело покачнулось и рухнуло в сторону. Фридрих опустил свой меч и, не слыша самого себя, приказал:
— Похороните его на территории католической церкви. Он заслужил.
Спустился с площадки и упал на колени в снег. Он посмотрел наверх и бросил далеко в снег свой красный меч. «Боже! Неужели справедливость должна стоить так дорого? Неужели я обязан это делать? Боже за что…» — прокричал внутри себя Фридрих.
* * *
Он сидел в своих покоях и смотрел в стену, сложив руки лодочки и прислонив к носу. Переодевшись и отмыв руки от крови, он понимал, что душу не отмыть.
— Вроде бы поступил по справедливости. Наказал виновного, но почему так тяжело на душе? — задал он вопрос, в пустой комнате глядя в небо. Это молчание выводило его из себя, он швырнул бокал в противоположную стену и закричал, глядя в окно:
— В чем смысл? В чем смысл клятвы, чести и обещаний? В чем смысл такой справедливости? Ответь мне!
Он упал на колени и заплакал. Слезы потекли из его глаз, он плачущим голосом взмолился:
— Боже прошу тебя. Прошу тебя.
Дверь приоткрылась. Фридрих обернулся. Это была Джоана. На ней было накинуто свободное ночное платье. Она ступала бесшумно, словно хищница, что незаметно крадется к своей жертве. Фридрих моментально поднялся с пола и отвернулся, стараясь быстро вытереть выступившие слезы, что бы Джоана не заметила их. «Никто не должен видеть твой слабости, щенок» — всплыли у него в голове слова отца.
— Это нормально — тихим и нежным голосом произнесла Джоана. Она подошла чуть-чуть ближе и продолжила:
— Плакать. Это нормально.
Фридрих продолжал молчать. Он все еще не смотрел в сторону гостьи, а она в то время продолжала говорить. Этот страстный говор успокаивал и одновременно заставлял плакать. Хотелось прижаться к ней и не отпускать. Хотелось выговориться. Хотелось сделать то, что Фридрих не делал давно. Быть честным.
— Вы не будете против, если я лягу рядом с вами? — робко и одновременно с тем как то даже уверенно спросила Джоана — мне часто сняться кошмары, и я не могу спать одна. Все время, кажется, что неведомый монстр утащит меня.
