— Скорей туда! Нельзя медлить!
— Поздно, — тихо сказал Байрамов, догадавшись, что между аварией с машиной Трофимова и событиями в Белых камнях имеется какая-то связь.
Алексей Петрович бессильно опустил голову. Из раны обильно потекла кровь, заливая лоб и глаза.
Шофер, не расставшийся с привычкой военных лет (он был танкистом) всегда иметь в машине бинт, вату и иод, быстро сделал Трофимову перевязку.
— Ну, поедем, а то скоро будет гроза, — Байрамов показал на небо.
И действительно, за самое короткое время все вокруг резко изменилось. Тучи заволокли все небо. Теперь не было видно ни одной звездочки. Воздух стал неподвижным и душным. Темные, бесформенные силуэты придорожных кустов не шелестели листвой. Ни один звук не нарушал наступившей тишины. Вдали над морем сверкали огненные сполохи, но раскаты грома доносились еще глухо.
При вспышках молний, которые сверкали все ближе и ближе, окружающие предметы казались белыми и безжизненными. Но вот со стороны моря послышался еле уловимый шум, который приближался, становился сильнее. Шелест, похожий на шопот, пробежал по листве кустов. Он все усиливался, переходя в шум. Байрамов, помогая встать Трофимову, почувствовал нежное дуновение ветерка на разгоряченном лице. И вдруг сильные беспорядочные порывы ветра закружили в воздухе сорванную с кустов листву. Тяжелые капли дождя ударили по шоссе, забарабанили по кузовам машин. Ослепительно вспыхнула молния, с оглушительным треском ударил гром. И, словно по сигналу, хлынул ливень. Но все трое — Трофимов, Байрамов и шофер — были уже в машине.
Когда шофер стал разворачиваться, Алексей Петрович остановил его, положил руку на его плечо:
— Нет! В Белые камни!
Шофер вопросительно посмотрел на Байрамова. Тот утвердительно кивнул головой.
* * *
Трофимов в сопровождении Байрамова, преодолевая слабость и тошноту, торопливо вошел в кабинет Гасан-Нури. Стоявшие у дивана люди не заметили вошедших. Они напряженно следили за каждым движением доктора, склонившегося над неподвижной Ольгой. Голова ее была забинтована. Красным маком алело пятно на повязке — просачивалась кровь. Лицо девушки было бледным, губы плотно сжаты, глаза закрыты.
— Да, положение серьезное, — врач выпрямился, посмотрел на Гасан-Нури. — Нужен полный покой.
«Жива!» — мелькнула радостная мысль у Трофимова.
В стороне, у окна, в окружении нескольких человек стоял рабочий в спецовке и негромко, но возбужденно что-то рассказывал. Трофимов невольно прислушался.
