Так, что когда мы удивляемся: откуда взялась мерзость девяностых, отчего пошла тотальная деградация всего и вся, то мы просто не понимаем, что это так и было задумано изначально. Никаких случайностей и ошибок — это именно «работа в Нигреддо»[1], как выразились бы какие-нибудь древние братья-иллюминаты или их духовные наследники — выпускники Лиги Плюща где-нибудь на Западном побережье США в двадцать первом веке.
Конец интерлюдии
Первая неделя заточения, как уже было сказано выше, прошла относительно спокойно. Внутрикамерный быт потихоньку начал брать своё. Неделя без душа и ванной, и я начал превращаться в натурального бомжа. Оказалось, что водные процедуры, а так же прогулки на свежем воздухе и иные арестантские радости, положенные по умолчанию, мне не светят. Наверняка, опять хитрые психологические штучки, чтобы сломить волю и моральную стойкость.
Лишь на восьмой день заключения охранник притащил ведро холодной воды и алюминиевую кружку, чтобы ополоснуться. Цивильную одежду отобрали, вместо неё выдали старую больничную пижаму, выцветшую и застиранную до дыр, а так же домашние тапки без задников. С тонким намеком, что далеко в таких не убежишь, если что.
Тревожным звоночком стало то, что печатную машинку у меня забрали, и больше не приносили. Из чего я сделал вывод, что моя писанина теперь никого не интересует, да и частота визитов Ивана Фёдоровича резко сократилась. В качестве утешительного приза мне досталась железка примерно двадцати сантиметров длиной, варварски извлеченная из внутренностей печатного агрегата, что примечательно — без внешних признаком потери работоспособности. Как чувствовал, что халява скоро закончится — буквально в последний день успел.
Так что теперь у меня появилась полноценная заточка, доведённая до остроты лезвия в следующие сутки. Чтобы спрятать трофей пришлось сделать «нычку» с обратной стороны ножки у топчана. Два часа, не считая перерывов, пилил и вырезал в твёрдой древесине, по прочности похожей на окаменевшую деталь Ноева Ковчега, узкий паз для хранения своего сокровища. Опилки аккуратно собирал и выбрасывался в окно небольшими порциями, чтобы ветром разнесло. Затем из хлебного мякиша, смешанного с перетертым рыбьими костями (спасибо охране за разнообразие блюд) слепил замазку, благодаря которой поверхность дерева на ощупь стала почти ровной. Если снизу не заглядывать, то вообще ничего не видно. Где-то читал, что из рыбьих костей клей варят. Может и врут, но замазка получилась качественная, но к сожалению — одноразовая. Через несколько часов высыхает и крошится, так что заначку лучше не трогать без острой необходимости.
