Некоторые считали, что сама идея принести социализм на эту землю, с ее верблюдами и кочевниками, абсурдна. Высокопоставленный казахский деятель Султанбек Ходжанов (Сұлтанбек Қожанов) даже шутил по этому поводу: «До социализма на верблюде не доедешь» («Түйемен социализмге жете алмайсын»)230. На каком-то уровне эта фраза была всего лишь остроумной насмешкой недовольного функционера над непомерными амбициями Москвы (в 1925 году Ходжанова сняли с поста второго секретаря республики). Но вместе с тем шутка Ходжанова показывает, что в 1921–1928 годах, в период нэпа, оставалось много неразрешенных вопросов о том, как будет выглядеть преобразование Казахской степи под руководством Коммунистической партии. Можно ли доехать до социализма на верблюде? Может ли номадизм сочетаться с современным социалистическим обществом? Или же кочевой образ жизни несовместим с социализмом?
В значительной части советской сельской местности введение нэпа ознаменовало период относительного мира. Москва отказалась от военного коммунизма, заменив его чем-то вроде рыночного социализма. Помимо ряда реформ, ориентированных на рынок, нэп заменил насильственные реквизиции, имевшие место при военном коммунизме, продовольственным налогом. Крестьяне получили право сохранять излишки зерна и продавать их на свободном рынке. Но многие партийные деятели считали нэп не более чем временной уступкой. Глядя на окружающую жизнь через призму идеологии, они были убеждены, что рынки и частные торговцы несовместимы с социализмом. Они не забыли крестьянские восстания Гражданской войны и глядели на советских крестьян с подозрением. Если Советскому Союзу действительно предназначено стать государством рабочих и обогнать Запад, думали они, то «капиталистическую» практику нэпа необходимо уничтожить, а крестьян – коллективизировать.
Научная литература об эпохе нэпа в первую очередь интересовалась «крестьянским вопросом», или тем, как советская власть интегрировала непокорных крестьян в государство231. Однако пример Казахстана наглядно показывает, что период нэпа не сводился к крестьянскому вопросу. В Казахстане, как и в других восточных регионах СССР, власти имели дело не только с крестьянами, но и с совершенно чужеродными социальными группами – от кочевников-скотоводов до охотников, собирателей и рыбаков232. Даже крестьяне с трудом вписывались в картину мира большевиков; место же этих групп населения в марксистско-ленинской истории было еще менее очевидным. Крестьяне обеспечивали важнейший ресурс – хлеб. А понять, что могут производить восточные регионы, нередко страдавшие от морозов, низкокачественных почв или засушливости, было сложнее.
