– Теперь этого и за сто лет никто не забудет! Это же надо: так отфутболить самого Поклепа! – восторгался Баб-Ягун. – А я, представляете, смотрю в окно, а там вдруг что-то темное вжик – и в стекло! Ну, думаю, из катапульты, что ли, выстрелили?
– Что же вы хотите – это же сама Гроттер! Она ведь и с Чумой-дель-Торт справилась! И титанов она выпустила! – завистливо вздыхала Дуся Пупсикова.
«Гроттер! Гроттер! Таня Гроттер!» – слышалось отовсюду.
Даже старшекурсники, обычно презиравшие мелюзгу, смотрели на Таню с обожанием. Гуню Гломова, вздумавшего было обозвать Таню «тупой сироткой», потом полтора часа снимали со шпиля Большой Башни, на котором Гломов висел, зацепившись штанами. Ванька Валялкин утверждал, что тут не обошлось без сложного заклинания левитации, которое проходят обычно не раньше четвертого курса.
Одна Таня не слишком радовалась. Она отлично знала, что ее еще ждет разбирательство. Так и оказалось. Сразу после третьего урока ее позвали в кабинет к Сарданапалу.
– К лопухоидам тебя отправят! Пакуй вещички! – вполголоса прошипела Гробыня, когда Таня проходила мимо.
– Удачи! – крикнул Ванька. – Мы за тебя заступимся! Держись!
Таня уныло кивнула. Как они, интересно, за нее заступятся, если Сарданапал и Медузия решат выслать ее из Тибидохса?
Когда Таня, понурившись, вошла в кабинет, там все уже были в сборе. Сарданапал сидел за столом и сурово барабанил по нему пальцами. Рядом, скрестив руки на груди, стояла Медузия.
Поклеп Поклепыч, недавно вернувшийся из магпункта, где с ним всю ночь и все утро провозилась Ягге, был весь в бинтах. Правая его рука висела на перевязи. Зато маленькие, близко посаженные глазки просто пылали от ярости. Тане было даже страшно в них смотреть – в нее мгновенно начинали всверливаться два ледяных буравчика.
– Мы собрались здесь, чтобы обсудить твое поведение, – начал Сарданапал. – Не помню, чтобы за последние пятьдесят лет мы сталкивались с чем-то подобным… Уверен, нам придется принять самые серьезные меры, иначе дисциплина в Тибидохсе будет подорвана раз и навсегда.
Академик сделал паузу. Таня не помнила, когда прежде видела его таким разгневанным. Его длинные усы прямо-таки прыгали от возмущения.
– Самое грустное, что ты учишься на белом отделении. Отделении, которое должно служить примером для всего Тибидохса. Учись ты на черном, я не был бы так разочарован. А теперь получается, что меня подвела та, кому я особенно верил. Буквально вонзила нож мне в сердце, – горестно продолжал Сарданапал. – Недавно я говорил с профессором Клоппом. Он очень доволен. Крайне доволен, хотя и скрывает это. Говорит, что давно ожидал от белых магов чего-то в этом духе. Это раньше вы были «беленькие», а теперь стали «грязненькие». Представляю, сколько еще подобных острот мне предстоит выслушать.
