– Я ничего такого от него не слышал.
– Он и не скажет ничего. Филипп никогда не признает правды. А правда заключается в том, что он вовсе не в восторге от этой работы. – Кэсси помолчала. – В отличие от меня.
Услышав в голосе племянницы стальные нотки, Чейз нахмурился. Девочке нет и двадцати, а она уже ведет себя как женщина, которая точно знает, чего хочет от жизни.
– Думаешь, сможешь?
– У меня это в крови! Я знаю всю офисную работу. Умею писать и редактировать, верстать и даже водить этот чертов фургон. Да, я могу управлять газетой. Филипп – не может.
Чейз вспомнил ее семестровые работы, те, что успел пробежать глазами в коттедже. Не просто обычная словесная жвачка на основе учебника, а настоящий, вдумчивый и критичный анализ.
– По-моему, ты бы отлично справилась. Я поговорю с твоей матерью.
– Спасибо. Я еще вспомню вас, когда буду получать Пулитцеровскую премию. – Она улыбнулась и шагнула к двери.
– Кэсси?
– Да?
– Что ты думаешь о Джил Виккери?
Кэсси задумчиво наморщила лоб.
– Что думаю? В смысле, как о главном редакторе? Она занимает свое место. Учитывая, сколько ей платят, нам с ней повезло.
– Меня интересует твое мнение о ней как о человеке.
– Ну… Трудно сказать. В личном плане Джил по-настоящему узнать невозможно. Она как закрытая книга. Я бы никогда не подумала, что с ней может случиться то, что случилось в Сан-Диего.
– Как по-твоему, у нее был роман с твоим отцом?
Кэсси пожала плечами:
– А у кого не было?
– И ее это не задевало?
Она задумалась на секунду.
– Мне кажется, что если и задевало, то она это пережила. Джил – тертый калач. Я и сама хотела бы стать такой.
Кэсси вернулась в дом.
Филипп все еще играл Рахманинова.
Чейз смотрел на море, в котором гасли последние отсветы заката, и думал о Джил Виккери, Миранде и всех тех женщинах, которым брат принес горе и боль. Всем, включая и собственную жену, Эвелину.
Мы, Тримейны, подловатые мужчины. Пользуемся женщинами, а потом делаем им больно.
А разве я другой?
С досады от хлопнул ладонью по перилам. Да, другой. Буду другим. Если только смогу поверить ей.
Музыка гремела невыносимо.
Чейз вышел с веранды, спустился по ступенькам и направился к машине.
Он поговорит с ней последний раз. Посмотрит ей в глаза и спросит, виновна ли она. Сегодня он получит ответ. Сегодня он решит раз и навсегда, говорит ли Миранда Вуд правду.
На звонок никто не ответил.
В окнах горел свет, и Чейз слышал звук работающего телевизора. Он позвонил еще раз, постучал, позвал Миранду. Никакого ответа. Повернул ручку – дверь открылась. Он просунул голову:
