Они сомневаются — вот зачем.
Есть шанс, что это не он, что мой малыш просто потерялся, пока мы стоим здесь с пальцами в задницах и занимаемся невесть чем.
— Сюда, пожалуйста, — повторил Старк, на этот раз тверже.
Маршалл шагнул к двери, за которой исчез санитар.
Не ходи туда!
Я должен.
Не делай этого. Или будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.
Они вошли в помещение, достаточно холодное, чтобы дыхание обращалось клубами пара. Стены были голы, а с потолка на длинном проводе свисала лампочка. В центре крохотной комнаты стояла каталка, а на ней, под белой простыней, покоилось тело.
***
В офисе службы безопасности к семи вечера набралось много народу: расстроенных отцов и матерей, которые тоже потеряли своих детей в обезумевшей толпе. Полицейские сновали туда-сюда мимо вялых охранников с газировкой в руках.
Клэр и Маршалл сидели, держа в ладонях одинаковые стаканчики с кофе, плечом к плечу, неподвижно. Им больше нечего было сказать друг другу. Несмотря на то, что они знали правду, официального подтверждения еще не было. Оставалось только сидеть в молчании. Ждать. Маршалл думал, что минуты будут ползти невыносимо медленно, но всякий раз, отрывая взгляд от стаканчика, он видел, что стрелки часов на стене перескочили к следующему часу. Они гнали все дальше в будущее, частью которого ни он, ни его жена не хотели быть.
Маршалл и Клэр смотрели, как другие дети воссоединяются с родителями. Каждое объятие ранило их, словно вонзенный в спину нож. Эти люди не сделали ничего плохого, но их счастье казалось предательством. На маленьких, неудобных стульях у стен сидели матери и отцы — товарищи по несчастью. Обменивались словами поддержки и утешения. Все будет хорошо. Они его найдут. Я уверена, все наладится. Одного за другим их вызывали, а потом неизбежно раздавался смех. Он порождал боль в сердцах Маршалла и Клэр.
Толпа редела.
Кофе Маршалла покрылся тонкой, бликующей на свету пленкой. Мужчину замутило от одной мысли, что эта мерзость теперь была у него в желудке.
— Мне нужно в туалет, — сказал он.
— Марс, не уходи, — попросила его жена, слишком громко. Охранник посмотрел на них поверх «Журнала О». Клэр в отчаянии, будто ребенок, покачала головой.
— Детка, — сказал он резко и почувствовал вину, едва слово сорвалось с губ. Лицо Клэр исказилось. — Меня тошнит.
Ее лоб прорезали морщины, глаза смотрели на него из темных глубин. Она смягчилась:
— Ладно. Пожалуйста, возвращайся скорее.
— Конечно.
Он прошаркал из офиса в коридор. Каждый шаг отдавался болью. Ноги словно налились свинцом. В глубинах черепа пульсировала боль, мир менял оттенки с каждым новым толчком. Все стало отвратительно-зеленоватым. Страшно было представить, что это только начало. Мысль о том, что все будет еще хуже, казалась невозможной.