Орку было все равно. Он посмотрел на кошку мутными глазами, явно не узнавая ее. Затем страдальца снова скрутил рвотный позыв. Мявка отскочила и посмотрела на меня, ожидая, что хотя бы я по старой дружбе объясню ей происходящее.
Я с трудом взял ее на руки. Однако, килограмм пять будет. Сильно же она вымахала за ночь! Почесал ей за ухом. Мявка заурчала, внимательно посмотрела мне в глаза. Теперь, когда она вымахала до размеров собаки, было видно, что в зеленых глазах как бы медленно всплывают золотистые горизонтальные полоски.
– Дяденьки болеют, – пояснил я, – дяденьки отравились. Есть такой яд, Мявка, пиво называется. Его специально пьют, чтобы потом отравиться.
Мявка удивленно мяукнула. Концепция пьянства была за пределами ее понимания и она начала тереться об меня, энергично подталкивать лапами в грудь, стимулируя для дальнейшего рассказа. Но у меня не было никакого желания объяснять сложные для кошки понятия. Подрастет – поймет. Нет – и это хорошо.
Я опустил кошку на землю. Она встретила перемещение недовольным воплем, но быстро успокоилась. Ей было необходимо разобраться в странном состоянии орка и феев, а я мог подождать.
Но тут Арман подал сигнал о выходе. Страдания нелюдей его особенно не беспокоили, насильно в рот накануне никто не наливал, твари взрослые, сами должны разбираться, сколько им пить, чтобы утром выйти в дальнейший путь.
Веселый Одон, который уже настроился на тяжелый путь до Тиссета, а вчера был сказочным образом помилован, весело подгонял арпанов. Попадало и охранникам. Похмельные не жаловались и ничего не просили. Ждать милостей от природы, а заодно и от купца не было никакого смысла. Никто не помилует. Оставалось только сжать зубы и терпеть, что они и сделали, вцепившись в края повозок и кое-как перебирая ногами.
Мявка бежала рядом то с орком, то с феями, принюхиваясь и с любопытным азартом на них поглядывая. Она бы давно стала приставать к ним, требуя рассказать о случившемся, но интуитивно понимала, как им тяжело и чем может обойтись принцип «хочу все знать» для ее мягкого места.
К обеду наши алкоголики начали приходить в себя, а на стоянке даже слегка перекусили. Но окончательно они пришли в себя только к обеду следующего дня. Надо же так перебрать!
Так и передвигались. День наслаивался на днем в монотонной ходьбе. Несмотря на физическую выучку прежнего хозяина тела, я все-таки сбил ноги, хотя и не сильно. Но в этом главная заслуга была не моя, а Одона, который вечерами смазывал ноги сильно пахнущей мазью, приводящей к чудодейственному результату – по утрам ноги почти заживали. А к вечеру все повторялось снова. Телеги были загружены и места на них не было, поэтому приходилось терпеть. Мявке запах мази не нравился, она капризничала и вечером подходила ко мне только когда я ложился спать. Тогда она, как осторожная любовница, боящаяся потерять репутацию, прокрадывалась ко мне и ныряла под одеяло, окутывая меня своей природной магией.
