P.P.S. Деньги вышлю послезавтра – не забывай про правильное питание, витамины и береги свое здоровье, не застужайся, не сиди на холодном и не кури! Ты бросил? Ты мне обещал!
Все, что забыла, напишу в следующем, это хочу бросить по дороге.
Целую моего любимого морячка!
Мама».
– Ну что там мама пишет? – Костя трясся в кунге сзади.
– Пишет, что невесту тебе нашла и привет передает!
– А, ну и ей от меня! Фотка-то невестина есть?
– Не, следующий раз вышлет, я даже не сомневаюсь. Если что – штурману ее передадим. Надо же и ему когда-то, правильно? Знаешь что, а шинель-то тебе пошить сколько стоит?
– А что?
– Да рука правая чешется – видать, к деньгам. Не пропивать же их опять, правильно, когда друг твой, как чучело, ходит в трофейной химической шинели?
– Да что ты такое говоришь, будто мы алкаши какие, когда это мы пропивали?
– Мы-то никогда, да… Но рассказывают всякое, знаешь. Штурман! Штурман! Штурмана толкните там кто-нибудь! Слушай, а в колодцы плевать можно? Да в обычные, при чем тут конденсатные – совсем крыша на службе этой поехала? Сам такой!
С тещиного языка вниз кунг катился намного веселее, вернее так весело, что в конце его (это если смотреть сверху), перед крутым поворотом вправо к Нерпичьей, иногда и на два колеса вставал, вписываясь в вираж. «Ура! – дружно кричали тогда офицеры и мичманы. – Мы все умрем, и не надо будет идти на службу!»
Зима приблизилась еще на шаг, и уже темно было почти всегда, только ночью, когда сверкали звезды или полоскало по небу сияние, становилось веселее, а сейчас, утром, когда звезды уже потухли, а черноту неба никто разгонять и не собирался, Шура смотрел в окно на черное небо, у которого будто не было начала и конца, и вспоминал, как с мамой ездили они на дачу к тете Вале в августе; и сам-то он тогда еще был маленький, только в школу собирался, а Верка и вовсе едва-едва научилась более-менее внятно говорить, и они с ней висели на краю деревенского колодца и смотрели вниз, а там было так же черно, как сейчас тут, в небе, и они гадали, есть ли у того колодца дно и как оно далеко, а если в него упасть, то сколько лететь, пока расшибешься о воду, но расшибешься уж точно, так что и косточек потом не соберут, потому что видишь, Верка, как долго эхо от нашего разговора возвращается, и какое оно гулкое, и холод оттуда дышит – вот то-то и оно, а плевать в колодец нельзя – там черти живут, и когда в них плюют, они злятся и мстят тебе потом: так делают, что ты никогда не вырастаешь и на всю жизнь остаешься маленьким; а вокруг было так тепло, гомонили где-то куры, и жужжали уже сонные мухи, и мама кричала с порога: «Дети! Где вы? Быстро марш обедать!»
